он вернется не с пустыми руками, предложил идти поскорее домой, так как уже начинает смеркаться.
Дорогу к Трущобам найти оказалось нетрудно. Нужно было только не отдаляться от реки и идти вниз по течению. Около шести часов вечера Герберт и Пенкроф, усталые, но довольные, возвратились к своему убежищу.
Глава седьмая
Наб все не возвращается. – Размышления Гедеона Спилета. – Ужин. – Тревожная ночь. – Буря. – Поиски в ночную пору. – Борьба с дождем и ветром. – восьми милях от первого убежища
Гедеон Спилет неподвижно стоял на берегу, скрестив на груди руки, и смотрел, как над морем с востока быстро надвигается черная грозовая туча. Ветер крепчал, с наступлением сумерек стало холодно. Небо было каким-то зловещим, все предвещало приближение шторма.
Герберт пошел в Трущобы, а Пенкроф направился на берег моря, к журналисту. Спилет, задумавшись, не заметил, как он подошел.
– Ох, ночью и непогода же разыграется, мистер Спилет! – сказал моряк. – Штормовая, с дождем! На радость буревестникам.
Гедеон Спилет обернулся и, увидев Пенкрофа, вдруг спросил:
– Как по-вашему, на каком расстоянии от берега волна смыла нашего товарища?
Пенкроф, не ожидавший такого вопроса, удивленно посмотрел на Спилета и, подумав немного, ответил:
– Да не больше как в двух кабельтовых.
– А что такое кабельтов?
– Сто двадцать саженей, или шестьсот футов.
– Так, значит, Сайрес Смит исчез на расстоянии тысячи двухсот футов от берега?
– Вроде того.
– И собака исчезла вместе с ним?
– И собака.
– Меня вот что удивляет, – продолжал Спилет. – Допустим, что наш товарищ погиб, а вместе с ним погибла и собака, но как же это море не выбросило до сих пор на берег ни труп собаки, ни мертвое тело хозяина.
– Что ж тут удивительного? Вон какое волнение на море, – ответил Пенкроф. – А может быть, их отнесло течением далеко отсюда.
– Так вы считаете, что товарищ наш утонул? – еще раз спросил журналист.
– По-моему, утонул.
– А по-моему – нет, – сказал Гедеон Спилет. – Хотя я с уважением отношусь к вашей опытности, Пенкроф, но это бесследное исчезновение и Сайреса, и его собаки – живы они или мертвы – мне кажется просто непостижимым, невероятным.
– Рад бы согласиться с вами, – ответил Пенкроф, – но, к сожалению, не могу!
Сказав это, Пенкроф возвратился в Трущобы. Там в очаге уже горел яркий огонь, Герберт подкинул в него охапку сухого хвороста, и высокие языки пламени осветили все темные закоулки коридора.
Пенкроф тотчас занялся приготовлением обеда. Он считал необходимым накормить товарищей посытнее, зная, как им нужно подкрепить свои силы. Нанизанных на прут птичек он оставил на завтра, но из трех тетеревов двух ощипал, выпотрошил, и вскоре представители семейства куриных уже поджаривались