дома мебель. Динка узнает железную кровать с почерневшими шишками, она стояла у Якова за печкой; тут же валяется и детская кроватка Иоськи. Динка вспоминает, что эта кроватка стояла в комнате рядом с большой кроватью. Мокнет на дожде и коробится под солнцем самодельный дубовый шкафчик; кто-то кропотливо мастерил его своими руками для жизни, для уюта… Холодом смерти и разрушения веет на Динку от этих брошенных вещей. Кто вытащил их из осиротевшей хаты и свалил здесь в одну кучу? Или, может быть, сначала увез к себе, а потом, испугавшись мести мертвеца, привез обратно и в суеверном ужасе кое-как сбросил их около двери.
У Динки опускаются руки, чем ближе подходит она к хате, тем яснее чувствует, что здесь уже нечего искать, не на что надеяться. Не свершится чудо, не запоет больше скрипка Якова… С тихим скрипом качается одна половинка двери. Оглянувшись на лес, Динка медленно поднимается по ступенькам. «Чего я боюсь? – успокаивает она себя. – Мертвые не встают из гроба. А если б даже и вставали, то как бы обрадовалась я, увидев Якова. Ведь я пришла к нему… Но здесь уже ничего нет живого, нет, нет…» И все-таки ее неудержимо тянет в комнату, где она была в последний раз, где так долго играл Яков.
Динка отодвигает половинку двери и входит в полутемные сени. Груда битых кирпичей преграждает ей путь. Это Матюшкины искали деньги. «…И под печкой и под полом искали», – лихорадочно вспоминает она слова Дмитро. Дверь в комнату открыта. Динка шагает через кирпичи и с ужасом смотрит на пол: она боится увидеть кровь… лужу крови. Но пол засыпан известкой. Динка поднимает голову и как вкопанная останавливается на пороге… Катря! Она стоит во весь рост над сапожным столиком и в упор смотрит на Динку. Живые, говорящие глаза ее умоляют и требуют, черный шарф шевелится под рукой. Катря… Катря… Одна, брошенная в осиротевшем доме… Но почему она смотрит на нее так? Может быть, она спрашивает, где Иоська?
– Катря… – шепотом говорит Динка, и голос ее прерывается слезами. – Не смотрите на меня так, Катря… Я найду, я не брошу Иоську… Я буду ходить по всем улицам. Клянусь вам самым дорогим! Клянусь именем моего отца!
Легкий шорох проносится за спиной Динки, но она ничего не слышит. Упоминание об отце заставляет ее сразу взять себя в руки.
– Я найду Иоську, Катря… Я никогда не брошу вашего мальчика. Клянусь именем своего отца! – Голос Динки крепнет, слезы высыхают. – И я отомщу убийцам Якова! Я жестоко отомщу! – гневно кричит она, поднимая кулак.
Ветер шумит в лесу, с тихим свистом врывается он в черную дыру разваленной печи. Динке чудится приглушенный шепот, но она уже ничего не боится. Ей только страшно повернуться спиной к портрету. И, пятясь задом, она с трудом выбирается на крыльцо.
Чуда не случилось. Динка уже точно знает, что Якова нет и никогда не будет.
«Где же могла тут играть скрипка? Какие глупые, суеверные люди… Нет, это не глупость и не суеверие, а память, светлая память о таланте музыканта. Да-да… Никто не может забыть его скрипку, и всем кажется, что она все еще поет…» – растроганно думает Динка, выходя на