на них всей своей тяжестью. Глаза начали медленно закатываться, обнажая светящиеся в темноте белки. Судорога волной прошла по телу Крылатой, а медальон настороженно завибрировал под курткой. Но Алиса этого не чувствовала.
Она почти поддалась силе небесных всполохов, когда ее пробудила далекая песня, будто кто-то, очень знакомый Алисе, кто-то родной пел ей что-то на знакомый мотив. Через дурманный сон девушка силилась расслышать, о чем именно поет этот голос. Но все ее усилия были тщетны, песня не приближалась, но длила свои ноты, тянула их, а вслед за ними вытягивала Алису из небытия.
Крылатая отчаянно боролась со сном, но тяжелая голова так и норовила упасть на грудь, пока девушка вслушивалась в далекое пение. Уже проваливаясь в спасительную дрему, Алиса вдруг поняла, что голос, доносящийся со стороны скал, до боли похож на давно забытый голос матери, а песня вдруг оказалась старой колыбельной, прячущейся в закоулках ее собственной памяти.
Спи, моя птаха, спи, солнце ушло за скалы.
В мире моей любви пахнут так пряно травы.
Спи, не видать огня, боли, печалей, страха
Там, где люблю тебя. Спи, засыпай же, птаха.
Прислонившись к холодному камню, кутающаяся в куртку Алиса уснула так крепко, как она засыпала только в материнских объятиях много лет назад.
Этот глубокий и спокойный сон не смогла нарушить даже песчаная буря, что разыгралась ближе к полуночи на востоке. Палевого окраса, битый в боях охотник с самого утра шел, будто по натянутой нити, прямиком к серому валуну, под которым мирно спала Алиса, но за сотню метров до цели зверь вдруг повел носом и припустил в противоположном направлении. Вестница спала, подложив под щеку кулак, а пустыня вокруг нее замерла, словно кто-то укрыл своими ладонями девушку от всех бед, таящихся в темноте. И лишь одни внимательные глазки не отрываясь глядели на Крылатую этой ночью.
Молодой лис, поджав вывихнутую лапку, сидел у самого выхода из норы. В спешном беге от Вихря его родня устремилась подальше от скал, а сам лис во всей этой суматохе споткнулся о неразумного щенка, который, раскрывая красный ротик, беззвучно звал кормилицу, и ударился лбом об острый камушек.
Когда сознание вернулось в его шумящую голову, родня была далеко, а Вихрь бушевал у северного выхода из подземного лабиринта лисьих пещер. Зверьку ничего не оставалось, как, прижимая ушки, закопаться в рыхлый песок и замереть. Вскоре шум снаружи пещеры стих, а лис забылся тревожным сном. Разбудило его чувство голода. Лис, ковыляя на трех здоровых лапах, проверил оставленное жилище, но предусмотрительные лисицы сумели забрать с собой все, что могло быть использовано в пищу.
«Ни тебе сушеных тарантулов, ни тараканчиков, даже коренья и те утащили…» – недовольно ворчал себе под нос молодой лис, все ближе подбираясь к выходу.
Безжалостное солнце еще не поднялось над пустыней, и зверек понимал, что если он промедлит, то лишится последней возможности найти что-то съедобное наверху. Как