– не любит, изменяет – не изменяет… Отстань, я сапожник без сапог, и меня это устраивает. Все-таки ты еще на пещерном уровне развития, Ленка. Жить-то всю жизнь с человеком, а не с любовями. Удивительно, что ты этого совершенно не осознаешь. Да… боюсь, даже если ты со своим маменькиным сынком расстанешься, все равно толку не будет. Эх, долго еще с тобой попивать будем на майские праздники вдвоем!
К девяти вечера мы почти опустошили бутылку, и я начала собираться домой. Последние попытки звонков на сотовый и домашний так и не увенчались успехом. Мы с Катькой вылезли из такси у подъезда – дома на кухне горел свет. Только непонятно было – хорошо это или плохо. Я вошла в квартиру, осмотрительно задержав Катьку на лестничной клетке. Тихо. Телевизор. Ладно, заходим.
Вовка сидел на кухне, на столе в ореоле жалкой предусмотрительности стояла ваза с цветами. Под глазом бланш. Заслышав шаги в прихожей, Вовка сделал телик потише и вышел в коридор. Видок был жуткий: лицо опухшее, огромный синяк в самом цвету. Катька, набесившись у Асрян, уже устала и особо внимания на Сорокина не обращала. Максимально быстро я стащила с нее верхнюю одежду, искупала и быстро положила в кроватку. Слава богу, у Ирки ей достался большой кусок пиццы, так что ужин в наши планы не входил. Вовка все это время стоял столбом посреди прихожей в полной тишине. Катерина быстро заснула. Закрывая дверь спальни, я успела медленно досчитать до десяти и пару раз глубоко вдохнуть.
– Ленка, прости. Я немного сорвался, перебрал.
Я постаралась обойти его с фланга и просочиться в ванную без вступления в диалог, так как по амплитуде шатания четко поняла: тело еще с приличным процентом алкоголя в крови. Но Вовка не желал оставаться неуслышанным и вцепился мне в локоть.
– Лен, ну в конце концов… выходные… праздники…
– Это все круто, но через день на работу, а за такой срок лицо не поправится. Мне просто стыдно за тебя, понимаешь? Я уже даже не говорю, что раньше хоть волновалась: где ты, что ты? – а теперь уже так привыкла к тому, что телефон вечно выключен, что даже и не переживаю. Как сказала твоя мама после аварии: «Ты теперь взрослый человек, и все, что ни случится, мы переживем». Мне бы ее нервы!
– Че ты маму-то впутываешь? Ты че, уже сообщила?
Я судорожно пыталась нажать кнопку внутреннего тормоза, понимая, что утром, как всегда, буду жалеть об этом никуда не ведущем споре с пьяным человеком. Но ничего нового – как всегда, не сработало. Глупо.
– Никому я ничего не сообщила. И даже не хочу знать, откуда бланш. Надеюсь, что ничего криминального, иначе все же придется мамочку впутывать, сам понимаешь.
Вырваться из цепких Вовкиных рук не удавалось, и чем настойчивее я пыталась добраться до спасительной двери в ванную, тем крепче Вовка впивался в мой локоть. Последняя фраза явно оказалась лишней. Вовка вцепился в меня обеими руками и начал трясти.
– Ты че, страх потеряла совсем?! Ты че, думаешь, все мама решает?! Да ты дура конченая! Просто дура. Сидишь в своей этой больничке и в ус не дуешь. Да ты вообще знаешь, как деньги зарабатываются?