он на своем мотоцикле помогал ее прокладывать. Он ведь классным гонщиком был, много чего выигрывал в Ленинграде. После войны Боря получил письмо. Женщина благодарила Светланова за то, что он вывез их вдвоем с маленькой дочкой в тыл по хрупкому льду Ладоги. И она не одна такая была.
За годы нашего приятельства мне не раз доводилось убеждаться, что Борис Александрович действительно гонщик от Бога. Помню нашу первую совместную поездку в Лужники на его «Волге» с номером 77–44 (литерную букву запамятовал). Светланов торопился на матч «Спартака» с «Торпедо», от него ждали снимок в очередной номер. Это не то что сейчас, когда все сразу же обрабатывается и по Интернету передается со стадиона, а тогда – быстро сделал несколько кадров и мигом обратно в редакцию: проявлять, печатать, отбирать, утверждать, ретушировать отобранное, засылать в типографию и т. д., целый нудный процесс. Мы ехали молча, пока Борис Александрович не прервал тишину:
– Женат? Холостой еще? Только не доверяй этому смазливому бабнику Володкину с невестами. Ищи сам. Я свою жену Милу знаешь, где отыскал? В Черном море выловил, в Леселидзе. Черт меня дернул, – Светланов хитро подмигнул мне и улыбнулся своей доброй улыбкой, – в тот вечер пойти на пляж окунуться, устал очень, да и страшно пекло. Она заворожила меня – так красиво плыла. К берегу мы уже причалили вместе.
Я вздрогнул – вспомнил свой заплыв с Ириной… А что, если бы он тоже так закончился?
На сей раз Борис Александрович «причалил» со мной у Западной трибуны (так величалась в те годы главная трибуна Лужников), почти напротив служебного входа.
– Посиди в машине, у меня один пропуск, сейчас что-нибудь организую, – бросил он и быстрым шагом, слегка сутулясь, удалился. Долго себя ждать не заставил: держи и иди за мной уверенно. Он протянул мне небольшую карточку-ксиву «ПРЕССА», внизу которой наискосок было тиснуто: «Проход всюду». В обиходе ее называли «вездеход», она позволяла проникнуть в святая святых, во многие «тайные» места, включая раздевалки команд, – неисполнимая мечта каждого болельщика. Потом сколько лет был у меня для служебного пользования этот «вездеход». Но то первое трепетное прикосновение к нему не забыть никогда, оно как-то возвысило меня в собственных глазах, хотя для этого я ничего не сделал. Все еще было впереди, еще надо было решиться последовать предложению Володкина и, забросив инженерию, попробовать себя в журналистике, тем более, как я похвастался, диктанты в школе писал практически безошибочно, да и с сочинениями неплохо справлялся.
Ложа под козырьком Лужников
Первый кордон («на земле») проскочили быстро, издали, в воздухе, помахав контролеру пропуском, дальше на лифте поднялись под самый козырек, где находилась тогда ложа прессы. Узкую дверь при входе в нее охранял более опытный и въедливый «сторож», который в лицо знал едва ли не всех – не было ведь в те годы столько изданий, сколько ныне, и о футболе писали практически одни и те же. То ли он пребывал в радужном настроении, предвкушая хороший матч, то ли спутал с кем-то или еще