всем этом, врач был уверен – Джонатан не врал!
– Отлично понимаю, поверь. И ты решил…
– Само собой, решил подсесть. Хотя не сразу. Опять же, знаешь, у меня глаз наметан. Если девушка сидит в ресторане одна – это всегда что-то значит. И это всегда видно по тому, как сидит. Может, ждет кого-то, тогда обычно – глаза в телефон, и поза такая, – Джонатан запнулся, подбирая слова, – замкнутая. Типа, она под защитой, но защита еще не пришла. Бывает – «в активном поиске». Тогда расположится в кресле, вся такая – красивая наружу. Косметичка, зеркальце – все дела. Прайс-лист на лицо. Вернее на лице. Я не про шлюх – там вообще сразу все ясно. Но, типа, сразу понятно на какой машине к ней нужно подъезжать. И на какой не нужно. А здесь – разрыв шаблона. Она как будто ждет, но только тебя, понимаешь? Причем, как будто всю жизнь. И ты, – Джон ткнул во врача пальцем и сразу смутился от своего жеста, – как будто ждал именно ее. И это за один взгляд, представляешь? Там сразу все – и удивление, и радость, и вызов – как будто с высот королевской башни!
Тянущая пустота в животе Владимира Александровича росла. Отражалась от темных зашторенных окон, потихоньку, подбиралась к горлу. Он совершенно четко понял, что лексический конфликт пациента – осознанный. Джон играл дурачка, причем играл профессионально, и не задумываясь. Но не врал.
– Я подсел. Меня сразу отшили – нормальный расклад. Если бы она этого не сделала, я бы сам ушел. Не интересуют меня девочки с низкой самооценкой. Проявил настойчивость, попробовал заинтриговать – не работает. Смеется надо мной. Хорошо, уже не гонит. А дальше – пошла вода, разговорились. И пиздец. Если бы я за ее столом хоть пригубил чего – решил бы, что отравила. Даже сам ход разговора с трудом могу вспомнить. Просто в какой-то момент она взяла и начала выворачивать меня наизнанку. Говорила о себе. О женщинах вообще. О нас, мужчинах, и о том, какие мы идиоты. Об эволюции. И слушая все это, я понимаю – она права, мать твою! Она все, что я в своих глазах значу, показала с другой стороны. Минут за двадцать. Пробовал спорить – смеется, и отвечает так, что понимаю – лучше бы молчал. А уйти не могу. Никак. И чем дальше она меня разрушает, тем сильнее я ее, суку такую, люблю! Представляешь? А под конец говорит, мол, пошел вон, холоп. Сжалься уже хоть сам над собой. Не унижай Вселенную. И все. Занавес. Я уже реально петлю примерял, когда стрельба началась. Тут, видимо, рефлексы вывели, ушел я оттуда. Грамотно ушел, да и повезло немного с машиной – открытая с ключами стояла. Еду оттуда, а сам – в трансе каком-то. И петля перед глазами. Попустило немного по дороге, но все равно понимаю, что дело дрянь. Черепушка течет. В машине мобила была от хозяина, сориентировался, сделал несколько звонков по контактам – так на тебя и вышел. Спасибо, кстати, что так поздно согласился принять. Что делать, отец? Я вроде идиотом себя ни когда не считал, нервы у меня – как струны от рояля…
С каждой