большой рукой:
– Самобраночка, дай-ка пепельничку!
Я торопливо проглотила непрожёванный кусок рыбы, наблюдая, как раздвинулись плошки, пропуская к краю круглую жестяную чашку. Кузьма по-отечески похлопал скатерть и не спеша выбил трубку в посудину.
– Чайку нальёшь старику и девочке? А то всухомятку жуёт, что ж ты, как будто не знаешь, как гостей принимают! – скрипучий ласковый голос пожурил скатерть, и я словно вернулась в детство… «Веська, ну как же ты надумал маленькую подговорить? Как будто не разумеешь, что может расшибиться, ежели с печи прыгнет!»
Веська! Чумазое смешное существо, ростом с сидячую собаку, и не поймёшь – мальчишка или девчонка! Подговорил ведь. И я прыгнула. Ревела потом, как резаная, ибо отбила пятки, а Веська спрятался так, что его два дня искали с собакой Хильдой. Агаша шептала и дула на пяточки, завораживая боль, Кузьма ворчал на печку, почему меня не остановила, а Яга бессмысленно грозила розгами большому зеркалу в тяжёлой деревянной оправе, висевшему у окна…
Все эти воспоминания ненавязчиво родились в моей несчастной, уже перегруженной головушке, пока я бездумно смотрела, как чашки сами собой летят к чайничку, как тот льёт душистую заварку, а пышущий жаром самовар доливает доверху из краника кипятком… Я решила больше ничему не удивляться, да и устала от всей этой суматохи, поэтому совершенно спокойно приняла в ладони готовую чашку чая.
– Пей, деточка, пей, – усмехнулся Кузьма. – А потом на полати и спать! Хоть и день на дворе, а спать пора.
– Да уж которую сотню лет день, – проворчала Яга, одним пальцем медленно стуча что-то на клаве компьютера. – А у Белбога всё дела какие-то, всё он занят, чтобы к нам заглянуть…
– Заглянет! – уверенно ответил домовой, набивая трубку свежим табаком из вышитого кисета. – На девочку вон поглядеть придёт…
– Лада! – окликнули меня. Я резко подняла голову с руки. Оказалось, задремала за столом.
В комнате было сумрачно. Откуда? Вечный день же! Я бросила взгляд на окошко и увидела ряд громадных перьев, скрывших белый свет. Избушка крыльями прикрыла? А что, удобно!
– Давай-ка, золотце, спатки! – Агаша с силой, которую трудно было заподозрить в её хрупком теле, подняла меня и потянула за печку. Там стащила с меня шмотки, обрядила в длинную, до пят, белую ночнушку и подтолкнула наверх. Я вяло подумала, что сейчас свалюсь, не добравшись до кровати, но ноги словно сами вспомнили путь. Одна на приступку, вторая в выемку, коленом на тёплую спину печи – и я оказалась на полатях. Там ждала меня разложенная заботливой рукой постель, пахнущая травами и – легонечко – печным жаром, с уютной твёрдой подушкой (благодать какая!) и лёгким летним одеялом, подоткнутым цветастой простынкой. Глаза сами по себе закрылись, я только успела повернуться, чтобы найти удобную позу, как уснула крепким здоровым сном праведницы.
Проснулась от желания сходить в туалет. А правильно, нефиг чаи перед сном гонять! Села на полатях, едва не стукнувшись