опытный отдел.
«С чего это Смолов спрашивает про жизнь?» – вертелось в голове. Больше всего на свете старший научный сотрудник Островцев боялся проблем.
Андрей спустился вниз, остановился на минуту перед дверью, набирая на замке секретный код.
ОПО – это царство змеиного шипения. Оно доносится откуда-то снизу, из-под многочисленных люков в полу, заставляя думать о чем-то индийском, естественно-природном, о Будде. Андрей был единственным «жрецом» ОПО, как он иногда именовал себя.
Белый коридор, покрытый изоляционной плиткой, тянулся до тех пор, пока не становился куском темноты: Андрей ни разу не дошел до его конца и считал, что это невозможно. Большую часть времени он проводил в своем кабинете, расположенном в головной части коридора, если можно назвать кабинетом открытое широкое пространство, со стулом, столом и компьютером, сиротливо приткнувшемся в уголке. Лифт у стены время от времени уносил Андрея еще глубже, – туда, где и вершилась главная работа.
Так же здесь располагались душевая и стеллажи с несгораемыми пухлыми конвертами – результатами опытов. На каждом конверте – десятизначный номер и электронный чип, за каждый конверт Андрей отвечает головой.
Положив портфель прямо на клавиатуру компьютера, Андрей сел на стул, опустив сцепленные руки на колени. Искусственный свет делал его лицо зеленоватым, зеленоватыми были стены, потолок, стеллажи.
Что-то мертвенное таилось во всем, – и в Андрее тоже. Месяцами копошась в ОПО, Островцев чувствовал, что искусственная зелень проникает все глубже и глубже под кожу. Он отдавал себе отчет, что работу свою ненавидит, ненавидит институт, кропотливую упорность, с которой зарождается в его недрах нечто змеиное, едва ли направленное на «мирное строительство».
Но что он еще умеет? И потом – разве напрасны были унизительные и голодные годы учебы?
Ездить в Москву? Андрей и до Обнинска-то добирается с трудом; к тому же, в Москве вряд ли можно применить его знания… Так где же? Только здесь, в Подлинном ЯДИ. Ну и еще, разве что… Миражом возникли в голове некие здания, люди, понятия, условно именуемые словом Запад.
Островцев потянулся за минералкой. Сделал пару глотков из бутылки. Поморщился от слабого щекотания в носу.
Часы на стене показали 09.30. Ничего себе присел! Андрей почувствовал укол совести. Все-таки он – добросовестный работник.
Поднялся, взял с полки конверт. Один из последних опытов – расщепление NA. Вспомнил: красновато-зеленый свет, почти иллюзорный; змеиное шипение, переходящее в подобие стона; жар, проникающий под термокостюм, и – вспышка в замкнутой колбе, – ослепительно-яркая. Опыт оказался удачным, даже сверхудачным: выяснилось, что при расщеплении NA высвобождается невиданное доселе количество энергии.
В сущности, прямо сейчас, из своего подвального отдела, Андрей мог уничтожить Вселенную…
«Ну, прямо-таки и Вселенную, – Островцев потер мочку уха. – Но Землю – точно».
Вселенную