сказала Марина жалобно.
– Вонгозеро, Анька, вспоминай, я тебя три года уговариваю туда со мной поехать, – заговорил Сережа быстро. – Пап, мы там были с тобой перед тем, как Антошка родился.
Он схватил атлас и начал торопливо перелистывать страницы, но папа Боря протянул руку и остановил его.
– Отлично, сын, – сказал он вполголоса. – Лучше места, пожалуй, не придумаешь. Значит, мы едем в Карелию.
– Там есть дом, Анька, я тебе рассказывал, помнишь, дом на озере. Это остров, иначе, как на лодке, не добраться.
Сережа снова зашуршал страницами, но я уже вспомнила: серая и блестящая, как разлившаяся ртуть, поверхность озера, выцветшая прозрачная трава, растущая прямо из воды, заросшие черным лесом одинокие бугорки островов. Свинцово-серый, безрадостный карельский сентябрь, которого я, взглянув на Сережины привезенные с охоты снимки, испугалась раз и навсегда, таким он показался мне холодным, даже враждебным по сравнению с нашей теплой и солнечной оранжево-синей осенью. А зимой, как же там все выглядит зимой, я и здесь лишний раз не выглядываю из окна, чтобы не наткнуться взглядом на черные скользкие ветки и серое небо; я вечно мерзну в любой одежде, ты, барсук, говорит Сережа, ну выйди на улицу, уже три дня носа не высовывала, а я не люблю холод, не люблю зиму и отгораживаюсь от нее огнем, горящим в камине, и коньяком. Только много ли можно взять с собой коньяка? Надолго ли я смогу удержать в себе тепло, без которого совсем не умею жить, в маленьком доме, сложенном из посеревших от времени досок, пропитавшихся сыростью холодного озера?
– Там же нет электричества, Сережа…
Я уже знала, что глупо возражать, что больше нам действительно бежать некуда, но не могла хотя бы не произнести этих слов, мне было нужно, чтобы они прозвучали.
– И две комнаты всего. Он совсем маленький, этот ваш охотничий домик.
– Там есть печка, Аня. И лес вокруг. И целое озеро чистой воды. И еще там рыба, птица, грибы и брусники полный лес. И знаешь еще, что самое важное?
– Знаю, да. – сказала я вяло. – Там совершенно – никто – не живет.
И вопрос был решен.
Чего я никак не могла ожидать – так это Лёниного восторга по поводу предстоящего нам бегства. Он был похож на ребенка, которому в последнюю минуту разрешили присоединиться к чужому празднику. Не прошло и пяти минут, как он уже говорил громче всех, тыкал пальцем в карту: «через Питер не пойдем, там такой же беспредел наверняка». Выдернул из-под Сережиного стакана позабытый было список, по которому совершались покупки: «картошка, да у нас три мешка картошки в кладовке, Маринка, посмотри, крупы у нас тоже всякой полно, а тушенки я докуплю, завтра прямо съезжу и докуплю», и потом вдруг притих, горестно сдвинув брови, словно толстый ребенок, которому не хватило подарка под елкой: «у меня нет ружья, только пистолет травматический», и Сережа отозвался успокаивающе: «дам я тебе ружье, у меня их