губернатор предписал своей администрации обратить самое пристальное внимание на «особого рода костюм, усвоенный так называемыми нигилистками и всегда почти имеющий следующие отличия: круглые шляпы, скрывающие коротко остриженные волосы, синие очки, башлыки и отсутствие кринолина» (Отечественные записки. 1866. №12. С.202). Критикуя писателя М.В.Авдеева за поверхностное изображение «новой женщины» в романе «Между двух огней», П.Н.Ткачев писал в своем журнале «Дело»: «…г. Авдеев вообразил, что… достаточно изобразить женщину с сильными стремлениями к самостоятельности, женщину, покидающую родительский дом и заводящую швейную мастерскую, одевающуюся скромно, неуважающую роскоши, читающую книжки и носящую башлык, чтобы и вышла новая женщина. Нет, этого немножко мало. Действительно, новая женщина не терпит пассивной зависимости, … читает разного рода книжки и носит башлык; но… мы не считаем эти особенности чем-то существенным» (Дело. 1868. №10. Современное обозрение. С.18).
Глава пятая
[481. Из рецензии профессора Анучина на книгу Годунова-Чердынцева «Жизнь Чернышевского»] …у господина Годунова-Чердынцева… точка зрения—«всюду и нигде»… – Согласно учению неоплатоника Плотина и его последователей, Бог (Первое начало или Единое) существует «везде и нигде». Этот парадокс, позднее адаптированный христианским богословием, был использован Флобером в его концепции незримого авторского присутствия в литературном тексте. В письме Луизе Коле от 9 декабря 1852 г. он писал: «L’auteur dans son oeuvre doit être comme Dieu dans l’universe, présent partout, et visible nulle part» (Flaubert 1889: 155; букв. пер.: «В своем произведении автор должен быть как Бог во вселенной, присутствующим везде, видимым нигде»). Настоятельное требование Флобера «быть невидимым и быть всюду, как Бог в своей вселенной» («to be invisible, and to be everywhere as God in His universe is») Набоков назвал идеалом в лекции об «Анне Карениной» (Nabokov 1982a: 143), а в интервью французскому социологу и романисту Жану Дювиньо (Jean Duvignaud, 1921—2007) заявил: «Писатель… должен оставаться вне той жизненной атмосферы [„l’ambiance“], которую он сам же создает… Короче говоря, он подобен Богу, который всюду и нигде [„partout et nulle part“]. Это формула Флобера» (Les lettres nouvelles. 1959. №28 (4 Novembre). P.24). Таким образом, упрек Анучина с точки зрения Набокова есть наивысшая похвала и может быть понят как неявное описание повествовательной структуры не столько книги Годунова-Чердынцева, сколько романа «Дар».
[496. Среди участников писательского собрания в Берлине упомянута] …пергаментная, с вороными волосами поэтесса Анна Аптекарь… – Внешность, имя («сладчайшее для губ людских и слуха») и инициалы поэтессы намекают на Анну Ахматову. Возможно, Набоков имел в виду свою берлинскую знакомую Раису Блох (1899—1943), чьи стихи, как он заметил в рецензии на ее сборник «Мой город» (1928), пропитаны «холодноватыми духами Ахматовой», что, «увы, в женских стихах почти неизбежно» (ССРП: 2, 653). В других рецензиях Набоков писал, что «на современных молодых поэтесс Ахматова действует неотразимо» и от нее идет модная «смесь „греховности“