станешь – не забывай, что нельзя всё планом мерить, деньгами то есть. По-человечески надо. Это ж север…
– А чего же летуны такие фиги? – Юрик опять впомнил об интернатовских детишках.
– Ну-у, брат, летуны! Боги! А мы ползаем! По месяцу в поле выбираешься: погода, бортов не хватает. Зависимость полная. А потом уже на нас сверху наваливаются – понял, понял? давай, давай!: полтора-два месяца работы и привет, на зимние квартиры. Это, правда, в «сезонке» так, а другие вон круглый год на полозьях. Ничего, жизнь такая… У каждого, понятно, свои интересы. Вот взять, скажем, меня и того же главного. Я так понимаю, чтобы начальнику куда повыше пробиться, нужно на головы других начальников наступать, вот они и забывают про человеческое. А нам, нам-то куда ползти, пресмыкающимся? Ведь всё равно, что с печи на полати. Нечего нам делить, по-человечески если… Кроме, как говорится, – Коротаев хохотнул, – собственных ржавых цепей… Ладно, у них свои заботы, у нас – свои. К примеру, почему бы нам не мáкнуть по двадцать капель за третий интернационал, да с устатку? Ты как? Понял, нет?… Ты мне сразу понравился: я ведь трепачей не люблю. Звать тебя полностью как?
– Юрий Васильевич, – сказал Юрик.
– А меня Вениамин. Веник, значит… Юрий Васькович.
Магазин был на берегу той самой большой реки, которую Юрик видел с вертолёта. Даже сейчас, при солнце, она оставалась грязно-серой, с длинными лентами ряби и пены. Смотреть на неё было холодно, но когда спустились к самой воде, сели на выброшенное волной бревно, – солнце их пригрело, а ветер остался наверху. И они посидели так некоторое время, поглазели на реку, на едва видный противоположный берег, на катера и буксиры, уткнувшиеся носами в гальку. Происходила здесь какая-то своя, речная, жизнь, казавшаяся размеренной, устроенной и, вобщем-то, немудрёной: дымили себе печные трубы рядом с дизельными дымками, скрипели дощатые сходни, кто-то кому-то что-то кричал, долетал даже запах жареного, кое-где вместо флагов болталось бельишко.
– Курорт, – сказал Коротаев, – северные палестины.
Он достал из-за пазухи бутылку:
– И за что только деньги платят? – и противным голосом закричал: – Справа турки, слева англичане! Фрегат «Паллада» – огонь! – Пробка вылетела, спирт пролился на землю. – Разучился уже…
Юрику стало весело, непонятно только было, почему «уже».
В заскорузлых пальцах Коротаева нарисовался складной стаканчик. Не вставая, Веня черпанул воды из большой северной реки.
Выпили.
– Да-а, север, север… Уже почти двадцать лет талой водой запиваю, а понять не могу, что же он с человеком такое делает, что тот… ну… на человека, что ли, становится похож. Силу какую-то набирает… Иногда и дурную, чего говорить. Пьют, конечно… Но зато работают как! О-ой, как работаю-ют…
Коротаев снова зачерпнул воды: «Будем!».
– Веник, а у тебя жена есть? – спросил Юрик.
– Ну, во-от, – Вениамин, показалось Юрику, сразу протрезвел, – и ты туда же… Запомни,