вдоль всего борта, да так, что брашпиль сорвало, и он вместе с якорной цепью и якорями за борт улетел, правым якорем носовую тамбучину расплющило и срезало, как пилой, хорошо лаз из кубрика остался. Завертелись мы, как карусель под «Севастопольский вальс». У штурмана шишка на лбу, водит его, как пьяного, а я руки от поручня отцепить не могу. Ну что, Святослав? – сам себя спрашиваю, – шары на стоп? В машинном отделении дыра, вахтенного механика задавило, вода поступает в критическом объёме, откачка бесполезна. Дали «СОС» – спасайся, кто может. Ну, дальше известно что – паника, все за чемоданы и к баркасам. Все орут, старпом в воздух стреляет, а чемоданы бросать никто не хочет. Мы же после заходов уже шли-то, шмутьё заграничное везли. Как его бросишь? – лишнего не пили, не ели. У каждого по ковру три на четыре и коробка с дублёнкой. Тогда старпом, враг номер один, встал у кран-балки и кричит: кто с чемоданом полезет – убью к едреней матери на месте! Мне терять нечего! Что с ним сделаешь, с психом? Стали чемоданы за борт кидать – может, выплывут куда, а сами по баркасам да по шлюпкам. И вовремя, а то – потонули бы вместе с пароходом…
Светка загремела бутылкой, а Зойка смахнула со щеки слезу и закурила, зажав сигарету дрожащими пальцами.
– Час качаемся, два, – продолжал Славик, – холодрыга, повыскакивали кто в чём. В шлюпочном НЗ половины, конечно, нету, но держимся, кто на мате, кто на анекдотах. Стали иностранцы подходить, спасатели, кричат, машут, мол, к нам давай, рашн водка гуд, а наши капитан со старпомом наорались уже, бедняги, охрипли, но тут опять у них голос прорезался, – нет, орут, у нас всё хорошо, всё о`кей, помощь не нужна – оба на своих тюках ковровых сидят. Спасли валюту, спасли-и! Иностранцам шиш чего за наше спасение отломилось. Н-да-а, вот так мы и дрейфовали, вместе с пароходами, старпом от бортов веслом отпихивался, пока не подошёл рыбачок наш калининградский.
– А за барахло-то возместили? – спрашиваю его.
– Как же! Не знаешь, что ли, как это бывает? У нас в трюмах полплана было – сколько уродовались! Да шмуток потонуло сколько, а нам по четыреста рублей на нос! Шары на стоп, гуляй, матросы…
Старая обида, видно, из Славика попёрла, и он сердито так на нас посматривал и изо всех сил сигаретой затягивался, так, что щёки западали, а фингал его пылал кровожадно.
– Герои ледовые?! – заорала вдруг Зойка. – Алкоголики вы, а не герои! Шмутки вам жалко стало, тряпьё они заграничное, видите ли, спасали, добытчики! А Толик, мой Толик, он бы вам показал, тряпишникам, – кричала она в запале. – Зачем оно, добро это, забито вон всё, а толку от него, когда Толик мой… там… остался, в морях ваших… проклятых… Остался, понятно?! – Зойка некрасиво заплакала, вытирая лицо рукавом.
Славик положил ей руку на плечо и растерянно моргал запухшим глазом.
– Видеть вас не хочу! – снова зарыдала Зойка и сбросила Славикову руку. – Это называется в ресторан пригласил, да?! Что смотришь? Щас второй навешаю!
Ну вот,