голос явно издевался над ним.
– Когда будет необходимо?! Вы говорите мне, что я там, где и должен быть, что я всё узнаю, когда будет необходимо – зачем вообще было звонить мне тогда? И зачем тут еще два других телефона? Это что, какая-то шутка? Розыгрыш?
– Анхельмо, ты проявляешь нетерпеливость. Успокойся. Как ты думаешь, откуда я знаю твоё имя?
Об этом Анхельмо не подумал. Действительно, голос с первых слов обратился к нему по имени, что впопыхах Анхельмо воспринял как данность, а сейчас впервые задумался об этом.
– Вы знаете меня?
– Да, я знаю тебя. Очень хорошо знаю. Это я послал тебе ту самую бутылку пятнадцать лет назад…
Вспоминай дальше.
четыре
Теплый, летний день. Анхельмо празднует свой восемнадцатый День рождения. Полное совершеннолетие в его стране наступает в двадцать один год, но и в свои восемнадцать юноша мудр не по годам. Мать Анхельмо умерла через два года после смерти своей матери, его бабушки, когда Анхельмо едва исполнилось семнадцать; отец ушел в длительное плавание и не вернулся. Говорили, что его судно попало в так называемую «серую зону», просто пропало со всех радаров и больше никогда на них не появилось. Анхельмо не горевал ни по матери, ни по отцу. Слова бабушки о том, что со смертью путь души не заканчивается, глубоко засели в его памяти и теперь, когда он остался совсем один, его сердце не отзывалось грустью на воспоминания о бабушке и родителях. Оно было наполнено приятными воспоминаниями, теплотой и благодарностью за всё, что эти три человека сделали для него за этот, пускай совсем короткий, промежуток времени. Теперь ему исполнилось восемнадцать, вся жизнь, как ему казалось, была впереди, сотни возможных траекторий разворачивались перед ним, стоило лишь сделать выбор, пойти по одной из них – и всё. Анхельмо продолжал задумываться о своей судьбе, о смысле своей жизни. У него не было друзей. Возможно, причина крылась в его природной молчаливости – редко когда из него можно было вытянуть больше двух слов – или какой-то независимой самодостаточности, но факт оставался фактом – свой День рождения он праздновал в гордом одиночестве. При этом, он совершенно не ощущал своё одиночество, не страдал от него, не испытывал потребности разделить с кем-то эти мгновения уходящей юности. Он шел в сторону моря, чтобы, как обычно, присесть на берегу, подальше от городского пляжа, и сфокусировать взгляд на море. Смотреть, смотреть, пока четкая линия горизонта не превратится сначала в размытую, а потом и вовсе невидимую границу, после чего море сольётся с небом в единую палитру цветов, в серо-голубую стену, отделяющую Анхельмо от огромного мира, который он так стремился понять. Он знал, что поймет. Эта цель, ставшая на каком-то этапе глобальной целью его жизни, была лишь одной из многих целей, которые ему предстояло достичь, а Анхельмо четко знал – к любой цели, если её можно четко сформулировать человеческими