распорют Котики, и будем знать. – Сомаха выпрямилась, насколько позволил горб. – Волоките под землю, если собрались, не то сейчас и кончится.
Котт и Котта согласно зашипели. Соом посмотрел в сторону жерла.
– Несите, – решился он. Но сам не прикоснулся к самке. Сомм удивленно понял, что старик боится, а сам он – нет. Он оказался в чем-то выше старосты. Это было неожиданно. Сомм хрустнул плечами, нагнулся и вновь подхватил самку. Она тонко и безысходно завыла.
Воздержались от помощи и Дети Кота, но не от страха, как опрометчиво подумал Сомм, а просто не сочли это нужным. Они развернулись и побежали к туннелю. Соом засеменил следом. Сомм, тоже семеня, но задом наперед, замкнул шествие. Скрип снега слился с шорохом от волочения. Тянулись следы от рыбьих хвостов, немного похожие не то на санные, не то на лыжные.
Селение провожало их пустыми взглядами. За Детьми Сома маячил Жереб, который провожал конским оком свой бесполезный трофей.
4
Вход в подземелье когда-то имел прямоугольную форму, но с пришествием Суса оказался завален надстройкой, внешнему виду каковой было суждено навсегда остаться тайной. Сглаженные атомным жаром ступени превратились в заснеженный пандус, где четко виднелись недавние следы Котта и Котты. На коростяном лбу Сомма выступил бисерный пот. Ему не было особенно тяжело, это передавался страх старосты. Сомм не желал встречи ни с крысами, ни с новыми котами.
Пандус перешел в ровную площадку с кубическими сооружениями. Некоторые были повалены. Староста, щуря подслеповатые глаза, поглядывал на них и явно сожалел, что ковыляет мимо и некогда ему задержаться, рассмотреть остатки выгоревших надписей.
– Кофе, – произнесла по-своему самка.
Сомм оглянулся на Соома.
– Ко-фе, – повторил он. – Она так сказала.
– И что это значит? – буркнул тот. – Тащи, не отвлекайся. Здесь ногу сломишь того и гляди.
Процессия вошла в темный проем. Разные вещи светились там и тут, но недостаточно ярко.
– Эй! – окликнул староста Котта и Котту. – Огня у вас, что ли, вовсе нет? Глаза у нас не кошачьи.
– Ступайте осторожнее, – бросила через плечо Котта. – Внизу светлее.
– Это почему?
– До нас там селились Птицы. Дети Голубей. Им было плохо видно, зенки повытекли, вот понатаскали с поверхности всякого хлама. Уж сколько лет, а все тлеет.
Шагая медленно, они приблизились к стоявшим в ряд оплавленным тумбам. С обеих сторон по краям торчали будки – в том же состоянии. Проходы между некоторыми тумбами были перегорожены косыми заслонками. Дальше начинался спуск. Четыре лестницы, разделенные барьерами. Те самые стершиеся, когда-то ребристые ступени.
– Зачем туда, – сказала самка.
Соом встрепенулся:
– Туда! Она говорит: «туда»! – Это слово он понял, оно было общим. С внезапной угодливостью, ему самому непонятной по отношению к врагу, старик закивал: – Туда,