из которых выходили дамы в вечерних платьях и мужчины в смокингах. Но была публика и попроще – в джинсах, кроссовках и свитерах. Двери театра, видимо, только что открылись, и публика устремилась внутрь. Вслед за всеми вошли туда и Виктор с Вениамином. Скарлет уже покинула их.
Театр размещался в полуподвальном помещении здания. В небольшом фойе, куда вскоре набилось около сотни человек, стены были завешаны фотографиями сцен из спектаклей театра, а в углу притулилась стойка бара. Многие уже держали в руках стаканы и фужеры с напитками. Над стойкой висело объявление: цены указаны в YE, 1 У.Е. = 50 руб. «Не слабо, – подумал про себя Вениамин, – работают на опережение». Еще пару дней назад один доллар стоил шесть рублей. Сколько он стоил сегодня на самом деле, не знал никто.
Фотографии на стенах были очень яркие, но ничего не говорили непосвященному. На подписях к ним преобладало слово «дух», что понимания не добавляло. О каком духе шла речь, написано не было нигде, а Виктор, глядя на друга, молчал и слегка улыбался – не то смущенно, не то насмешливо.
Вениамин пробрался к стойке и, протянув бармену пятьдесят долларов, получил за это два стакана минеральной воды. Примерно такими же купюрами, как он заметил, расплачивались и остальные гости. Сдачи давать здесь, видимо, было не принято. Вот так, потягивая из стаканов воду и приглядываясь к публике, друзья и простояли молча до тех пор, пока не раздался первый звонок и зрители не потянулись в зрительный зал. Все в нем было очень просто и вместе с тем необычно. Полукруглая сцена без занавеса примыкала к середине длинной стороны зала. Соответственно – полукругом были расставлены ряды кресел, похожих на авиационные. Декорации на сцене тоже были простыми: обычный обеденный стол, стул около него, несколько штабелей разноцветных коробок из-под обуви. На стене в центре сцены была прикреплена пластиковая двустворчатая оконная рама. Слева от сцены стоял электромузыкальный инструмент, справа – еще какой-то ящик с многочисленными кнопками, ручками и рычажками.
Погас свет, и действие началось. Заиграла тихая и какая-то уж очень скромная музыка, за окном начался восход солнца, а перед ним появилась мужская фигура в черном трико. Подсвечиваемая прерывистым светом прожектора фигура начала танец, из которого зрителям были видны лишь отдельные его фазы. Общепринятый театральный прием. Вениамину вдруг ужасно захотелось поскорее уйти отсюда. Он оглянулся по сторонам и понял, что для этого необходимо поднять на ноги половину зрителей. Пришлось остаться. Невольно прислушиваясь и приглядываясь к происходящему на сцене, он заметил, что музыкальный и световой ритмы не совпадают между собой, а плавно покачиваются друг относительно друга. Подумалось, черт возьми, не могли настроить все как следует, но неожиданно почувствовал, что сцена, да и сам зрительный зал, начали раскачиваться, причем, все сильнее и сильнее. Потом сцена исчезла. Вместо нее открылся туманный горизонт – манящий и недоступный. Хотелось протянуть руку к нему, притронуться, но ощущение невозможности сковывало свободу действий, заставляло вцепиться в стул, закрыть глаза.
Когда