является его отцом, простить его, а, главное, помочь Лину и возвратить ему слух.
Ответ бога не заставил себя ждать. Через некоторое время вдоль дороги то тут, то там, стали появляться все в цвету гигантские вековые платаны. Один из них Геракл обсмотрел со всех сторон. Он попробовал обхватить ствол, но длины его рук для этого не доставало – окружность платана была вдвое, а то и втрое длиннее. Сочетание мощи огромного сильного дерева и праздничной яркости красных круглых соцветий поразило Геракла. На душе у него стало несколько легче. Между тем, дорога шла небольшим уклоном вверх, к горам. Родная равнина скрылась из вида. Вдоль дороги мало-помалу начинали появляться дома и цветущие оливковые сады.
Солнце миновало зенит. Геракл понял, что шел уже довольно долго. Он вспомнил о том, что в течение всего этого времени не ел и не пил, и ему сразу же захотелось и того, и другого. Он стал уже прикидывать, в какой дом попроситься бы ему на постой, как вдруг увидел впереди себя группу всадников. Всадников было человек семь, и ехали они, очевидно, с охоты. При них было оружие, но доспехов не было. Не было при них и добычи. Они оглядели юношу, но сначала проехали мимо. Только когда они уже разминулись с одиноким путником, один из всадников все-таки окликнул Геракла.
– Эй, юноша!
Геракл обернулся. Человек, позвавший его, был из всех всадников самого низкого роста. Кроме того, даже в достаточно громком выкрике его голос слышался чрезвычайно мягким и вкрадчивым. Этот человек подъехал к Гераклу, слез с коня и протянул ему руку:
– Я Феспий, сын Эрехтея, родом из Кекропии, – представился он, – а это мои соседи. Они выбрали меня предводителем.
– Меня зовут Геракл, я сын Алкмены. Родился я в Тиринфе, но много лет живу в Фивах.
Феспий смутился.
– Хм… Ты пришел из Фив пешком? И куда же ты направляешься? И еще, почему называешь себя по матери?
– Я никуда не направляюсь, я сбежал из дома, – произнес Геракл молодцевато и с улыбкой, а потом добавил: – Если хочешь знать, муж моей матери – Амфитрион. А называю я себя ее сыном, потому что говорят, что отец мой – сам Зевс.
У Феспия и его спутников это вызвало приступ смеха. Хоть Алкмена и много раз предостерегала сына от того, чтобы рассказывать кому-либо о прорицании, но он, как это часто бывает с детьми, не отнесся к ее словам серьезно. Впрочем, Геракл заметил, что один из всадников вовсе не засмеялся, а, выказав лишь намек на улыбку, скорее наоборот, о чем-то задумался.
– Вот, видите, – уверенно объяснял Геракл, – вы смеетесь. А что было бы, назовись я сыном Зевса сразу?
– Да, не каждый день нам выпадает такая честь! – обратился Феспий к друзьям, – Надеюсь, никто не возражает, если мы отобедаем сегодня с сыном Зевса?
Снова раздался смех, и снова тот же самый всадник единственным из всех не разделил общего веселья. Геракл заметил это во второй раз, но поддержал, все же, большинство своих новых сотрапезников. Хорошая трапеза – это как раз то,