ожидать. Что до оригинальности, конструкторскому начальству вроде как показалось, что такое не прокатит, поэтому конструкторы с дизайнерами постарались сделать так, чтобы прокатило. Получилось. И они не ошиблись, уверял себя Барни, поскольку народ, готовый покупать дорогущие машины, хотел видеть что-нибудь старенькое-и-привычное в новенькой-и-занятной упаковке. А что может быть привычнее фантастического Бака Роджерса?[13] Современно-эротические космические фантазии для миллионов приземленных людей, готовых вести свой обратный отсчет, перед тем как сорваться в гонку по автострадам, то набирая скорость, то сбавляя обороты.
Он кивнул новой секретарше, привычно поражаясь тому, что новенькая так и лезет из кожи вон, чтобы показать свою значительность, являя собой смешанный образ эдакой соседской девчушки-милашки и юной развратницы, способной воспламенять в тебе эротические фантазии и одновременно чувство вины. Распущенные белокурые волосы, вздымающиеся волной при повороте головы, – ну в точности как в телевизионных рекламных роликах. И снова сочетание несочетаемого: безопасность, защищенность, стабильность, приправленные беспечной плотской радостью. Безусловное доверие – и тут же осознание вины за то, что переступил черту, и необходимости поостыть. «Опасные повороты!» и следом – «Осторожно, дети!».
Нэт Уинтерс перехватил его возле охранника, проверявшего у них опознавательные бирки.
– Привет, Барни! Все хотел тебя спросить, с чего это ты вдруг, как я недавно слыхал, решил не выставляться? Черт возьми, это же будет выглядеть смешно – прошлогодний победитель ничего не показывает. Андерсон очень удивится.
– Если он спросит, скажи, что я отдаю команде всю свою творческую энергию и вдохновение и на себя у меня просто не остается сил. Скажи, что я прежде всего член команды, а уж потом скульптор. Ему такое понравится.
– Брось, Барни. Ты же так не думаешь. Это будет выглядеть довольно странно.
– Ничего не поделаешь, Нэт. У меня не было никакой возможности поработать на себя. Я не закончил ни одну вещь из тех, что мог бы представить, а выставлять абы что как-то не хочется.
– Жаль, мне не хватает твоего мужества. Ладно, не будем про выставку. Я хотел спросить у тебя еще кое-что, по секрету, ведь, насколько я тебя знаю, ты человек прямой. Так вот, с художественной точки зрения – как скульптор, – что ты на самом деле думаешь про эти аэродинамические рассекатели на крыльях? По-твоему, годятся? Я хочу сказать, ты сам знаешь, как я ценю твое мнение.
– Я бы не брал все это в голову, – сказал Барни. – В колее корпус сидит ниже, чем на самом деле. А на выставочном помосте или испытательном полигоне он будет выглядеть вполне себе нормально. Тем более после того, как мы покроем бамперы хромом. Брось переживать. Корпус вышел что надо.
– Ладно, Барни. Я верил в тебя. Но не будем больше об этом – мне бы лучше сосредоточиться на сегодняшнем бридже. Значит, у тебя?
– Заметано.
– Отлично.