воды…
Он и вправду был красив. Густые черные волосы, карие глаза, широкие плечи, идеальное тело. Напоминал мне тогда – да и сейчас – молодого Алена Делона. Внешность его не соответствовала модным стандартам красоты, и от этого казалось: он живет как-то вне времени. В квартире у него… Да-да, у него была своя квартира! Так необычно, так по-взрослому. Особенно для меня: в гостях я бывала редко, а ночевать к друзьям мама меня и вовсе не отпускала. Так вот: в квартире у него было чудесно. Много-много книг. Наверное, с той самой поры мне так нравится окружать себя стопками книг, хотя все вокруг давным-давно оцифровано. Диван – самый мягкий, самый уютный в мире. Странная бабушкина этажерка – антиквариат, произведение искусства; рабочий стол с первым в моей жизни компьютером – уголок счастья. Ему двадцать семь; он – самый молодой кандидат наук на кафедре, подающий надежды молодой специалист. Преподает историю зарубежной литературы на третьем курсе романо-германской филологии, в потоке из ста двадцати девушек, и у нас на первом.
Поцеловались мы только через месяц внеклассных занятий и веселых разговоров обо всем на свете. Я, как говорится, в рот ему смотрела. Да и как было не смотреть? От него всегда хотелось больше и больше. Вместе спать, вместе жить. Навсегда вместе. Он меня держал на расстоянии – переживал расставание с бывшей женой, флиртовал с другими студентками и молодыми коллегами. А я… я любила. В первый раз любила по-настоящему. Поражала родителей, уходя в темноту в три часа ночи – просто потому, что физически не могла находиться в нескольких улицах от него. Забыла все, что годами вбивала в меня мама. «Где твоя женская гордость?» – спрашивала она, случайно узнав, что я несколько часов прождала его на лестнице под дверями, а он был дома и просто не открыл мне дверь. Иногда ночевала у него; иногда он брал меня к своим друзьям, на какие-то странные дела, которые тогда вовсе не казались странными… Неважно, где, как, неважно, сколько, – лишь бы быть рядом. Литрами слез и бритвенными порезами на запястье я добилась того, что мы стали жить вместе – точнее, я перестала уходить домой. Тонкие белые бороздки на обеих руках до сих пор напоминают мне эту историю любви.
Однажды утром я ушла на экзамен – очень рано, чтобы сдать первой и вернуться к нему в постель, пока он спит. План удался. Радостная, с пятеркой в зачетке, примчалась я к нему и попыталась открыть дверь своим ключом. Но дверь не открывалась. Обошла вокруг дома, заглянула в окна первого этажа – сквозь шторы ничего не увидела. Когда вернулась, дверь была открыта; он мылся в душе и сделал вид, что не слышал, как я пришла. Не спросил, сдала или нет. Отодвинув одеяло, я увидела в постели упаковку от презерватива…
Это был мой первый в жизни гнев, первая настоящая гипоксия разочарования. Покорность моя на этом кончилась. Я заплакала, начала собирать учебники и сказала свое первое в жизни: «Все кончено».
Он запер дверь изнутри, а ключи выбросил в окно. Стоял на коленях, целовал мне ноги, бормотал что-то, как мне казалось,