не против.
Особняк, у которого останавливается фургон, раза в три больше, чем дом Мираколины. У двери ожидают мальчик в белом и его родители. Чтобы не смотреть, как они прощаются, Мираколина отворачивается к окну на другой стороне. Наконец Шофер-Клаус распахивает дверь, и в салон забирается мальчик с прямыми, аккуратно подстриженными черными волосами, голубыми глазами и мраморно-белой кожей – как будто его специально укрывали от солнца всю жизнь, чтобы принести в жертву таким же чистым и нетронутым, каким он был, когда только-только родился.
– Привет, – застенчиво здоровается мальчик. Его белая ритуальная одежда сшита из переливающегося на солнце атласа, окантованного богатой золотой тесьмой. Родители явно не жалели на него денег. Платье Мираколины сшито из простого шелка, специально небеленого, чтобы не выделяться из толпы. По сравнению с ним наряд мальчика напоминает сияющую неоновую рекламу.
Кресла в салоне минивэна установлены лицом друг к другу – очевидно, с целью подтолкнуть пассажиров к знакомству. Мальчик садится напротив Мираколины, думает несколько секунд, затем протягивает руку для пожатия.
– Меня зовут Тимоти, – представляется он.
Мираколина пожимает протянутую руку. Та оказывается влажной и холодной, как после урока физкультуры в школе.
– Мираколина.
– Ух ты, какое сложное имя! – восклицает мальчик и тут же неловко откашливается, как человек, жалеющий о том, что не сдержался. – А как тебя называют знакомые? Мира? Лина? Может быть, есть какой-то вариант покороче?
– Меня зовут Мираколина, и никаких сокращений.
– Ладно, отлично. Приятно познакомиться, Мираколина.
Микроавтобус трогается, и Тимоти, обернувшись, машет родителям, все еще стоящим у дома. Те машут в ответ, но ясно, что через затонированное стекло им ничего не видно. Петляя между домами, минивэн пробирается к выезду из поселка, и хотя они еще не выехали за ворота, по лицу мальчика ясно, что ему уже не по себе, как будто прихватило живот. Понятно, что не желудок его беспокоит, а нечто другое: он не успел еще смириться с мыслью, что до обряда осталось совсем недолго. Может быть, дома мальчик не чувствовал тревоги, а навалилась она только после того, как за ним закрылась дверь машины, отрезав его от прошлой жизни. Хотя элитный поселок и сияющее одеяние мальчика произвели на Мираколину отталкивающее впечатление, ей становится жаль парня. Его страх висит, как дым, в салоне минивэна, такой густой, что, кажется, его можно потрогать руками. «Это неправильно, – думает девочка. – Нельзя отправляться на священный обряд в таком настроении».
– Значит, нам ехать часа три или вроде того? – спрашивает Тимоти дрожащим голосом.
– Да, – жизнерадостно отзывается Шофер-Клаус. – В салоне есть мультимедийная система, в нее закачаны сотни фильмов, так что время пролетит незаметно. Включайте!
– А, ну да, конечно, – соглашается Тимоти. – Только попозже, наверное.
Несколько минут он сидит молча, погрузившись в свои мысли, а затем