так что это еще как посмотреть, – неожиданно сам для себя оправдал я Клима и чем сам остался доволен, видя, как мой товарищ засветился от удовольствия, словно был избавлен от тяжкого обвинения.
– Ну ты, братуха, молодец, одним словом! Как камень с души. Ловко так ты всю эту канитель разрулил. Я ведь сначала подумал, что ты ботан какой-то. Ничего, стренемся после зоны, я тебя в нашу качалку повожу, ты теперь мой друг и брат на районе и по жизни. Помни это, я-то точно не забуду, а свое слово сам себе скажешь.
– Ну, ты чего, Клим? Я только рад. Можно еще кровью побрататься, – пошутил я, но где-то в глубине души даже был готов к этому.
– Мы на войну собираемся, там и побратаемся окончательно, батя мой говорит, что вот там на всю жизнь цепляет, если чума, так по жизни, а если братуха, так и после смерти таким останешься, – теперь наступила очередь Клима грустить.
– Помни, Клим, «автовокзал», ответ «фляжка»!
– Это вопрос жизни и смерти, – философски заключил он, и мы расстались, пребывая в некоторой печали.
***
Судьба очевидно сыграла со мной злую шутку, определив меня на позиции артиллерийского дивизиона Национальной гвардии, ведущего в составе других войск наступление в направлении города Илловайск.
Первые впечатления на войне у молодого человека вызывают достаточно противоречивые чувства. Сначала очень долго мы были в лесополосе, за артиллерийскими позициями, которые стреляли по противнику, который в свою очередь стрелял почему-то то в нас, то по домам местных жителей в Илловайске. В мои обязанности входила доставка и разгрузка боеприпасов для подразделений передней линии, но линия эта была странная, мы не видели противника, просто стреляли в одну сторону из всего, что стреляло, вот такая это была война на передовой. Тщательно скрываемое чувство страха тормозило желание заглянуть, посмотреть, что же происходит там, куда мы стреляем, где наш противник и как он выглядит, как наступает и падает, подкошенный автоматной очередью или от минного разрыва, но благодаря удаленному расположению позиции нашего дивизиона я не видел пока даже пленных. Нет, то была не кровожадность, противостоявшие нам ополченцы до сих пор не вызывали во мне стойкой ненависти или агрессии. Наши снаряды улетали в никуда, ну и прилетало к нам также из ниоткуда, и пока мы обходились без потерь.
У нас был обед, время на сон, мы слушали по радио музыку, разговаривали по телефонам с родными, иногда пили спиртное под «Батяню-комбата», а потом опять стреляли снова и снова. Война была где-то там, очевидно, на расстоянии орудийного выстрела. Нас тоже обстреливали в ответ, тогда мы прятались в лесополосе. Артиллеристы часто меняли позиции, и наше подразделение обеспечения двигалось за ними. И опять быстро разворачивались в боевой порядок, и снова стреляли без какой-либо корректировки или разведки.
Командовали нами в основном сержанты, поскольку старшие офицеры в новеньких