потом на Давида, потом опять на меня. С секунду она колебалась, боясь обнародовать все то, что накопилось у нее в душе, но все же решилась:
– Я хочу вернуть свои деньги.
– А поподробнее….
– Я одна воспитываю ребенка и, чтобы содержать себя и его, мне приходилось целыми днями вкалывать в косметическом салоне. Все было хорошо, пока однажды хозяин салона не решил поставить над нами управляющего. Так и появилась эта Наталья Валентиновна. Мы сначала не поняли что за управляющий, которому нет и двадцати, к тому же рожа так и просит кирпича. А потом уборщица рассказала нам, что хозяин пялит ее по ночам. Тут мы все и поняли. Плюнули на нее и стали дальше работать. Но этой суке, как оказалось, неймется.
Видит она, что я хоть и старше ее, но в тыщу раз красивее, и что хозяин время от времени строит мне глазки, вот и взбеленилась. Стала козни строить за моей спиной. А вчера вызывает меня к себе и говорит: «Вы уволены». А я: «За что?». Так эта тварь стала ржать мне в лицо, а когда наржалась, сказала: «Поделом тебе. А про зарплату, что задолжали за полгода, вообще забудь и не помни».
Вышла я вся в слезах, позвонила подружке, а та посоветовала обратиться к вам….
Договорить девушка не смогла. Слезы так и хлынули из глаз рекой. Любой нормальный человек бросился бы ее утешать, но только не Давид. Он подождал, пока девушка успокоится, после чего сказал:
– Оставьте в кассе задаток и будьте здесь завтра в это же время.
Клиентка вытерла последнюю слезу платочком и скромно прошептала:
– Спасибо.
Когда дверь за ней негромко щелкнула замком, я спросил:
– Домой?
– Нет, – ответил Давид.
Я посмотрел на него глазами обессилившего многостаночника, но прежде чем мне захотелось возмутиться словесно, последовало объяснение:
– Самое время совместить приятное с полезным.
Детали этого интригующего предприятия проявились позже. Мы вышли из офиса, оставив позади окаменевшего взглядом охранника, и пошли вдоль по улице.
Было уже довольно темно, но метров через триста света стало предостаточно. Играла музыка, и куча народу суетилась под вывеской «Приходская благодать отца Федора».
Подобравшись ближе, нам пришлось протискиваться среди чумазых и небритых оборванцев, которые с криками «Хлеба!», «Соли!», «Свободы!» и «Зрелищ!» пытались прорваться внутрь мимо суровых омоновцев. Но каждый раз все заканчивалось одинаково – ударом дубинки по башке или серией ударов по горбу. При виде нас омоновцы повели себя иначе. Они сразу же вежливо расступились, спрятав кулаки за спиной и почти кланяясь на китайский манер, а один даже открыл для нас дверь и учтиво пригласил войти:
– Милости просим.
Давид не отдал ни грамма внимания на этот спектакль, словно видел его многие тысячи раз.
– Пойдем, – сказал он мне, и мы вошли.
Внутри все выглядело намного приличней и куда более культурно. Высокие потолки, с которых свисали гигантские люстры, стены с гигантскими портретами неизвестных мне святых, паркет, украшенный стразами, гости в роскошных нарядах и с бокалами в руках….
При