кого-нибудь в деревню, может, там, кто найдется сведущий в медицине.
Он неторопливо пошел по коридору. Вазир мрачно смотрел ему вслед. То, что устаздар, не боясь разоблачения, говорил такие вещи, было дурным знаком.
Челядь всегда чувствует безошибочно начало конца своего господина. И бросает его раньше, чем этот конец наступает. Рабиб тяжело вздохнул.
Укрыться в Алинджа-кала было ошибкой, рано или поздно руки султана дотянутся до казны, которая здесь хранилась. Он предложил Узбеку перебраться в Аламут[67]. Узбек когда-то был дружен с отцом нынешнего главы исмаилитов Ала ад Дина. Но, Ала ад-Дин боясь гнева хорезмшаха, отказал атабеку в гостеприимстве.
А ведь когда-то старец горы, так всегда называли главу исмаилитов, целых полтора года гостил во владениях Узбека, и радушный хозяин ежедневно посылал ему тысячу динаров на текущие расходы. Где эти дни?! А может, надо было не бежать от султана Джалала, а сдаться с самого начала. Рабибу довелось побывать в плену у его отца хорезмшаха Мухаммада. И ничего плохого с ним не произошло. Ведь Узбек считался вассалом хорезмшаха и когда-то провозглашал хутбу с его именем. Но гарнизон хорезмийцев, выданный когда-то Узбеком на растерзание монголам, отрезал пути назад.
Табриз.
Султан Джалал всегда оставлял на прежнем месте владетеля завоеванной им страны, если он обязывался платить определенную дань и провозглашать хутбу с его именем, даже если тот поначалу вступал с ним в сражение, Поскольку считал, что именно на таких людей в смысле верности, можно рассчитывать. Того, кто сдавался без боя, он также оставлял на своем месте, но уже не доверял. Ведущий себя таким образом, в трудную минуту с легкостью сдаст и его. Местная знать знала, как вести себя со своим народом и через нее проще было им управлять. Но покоренные страны были ганимат – военной добычей и подлежали разграблению. Таков был обычай, установленный Ануш-Тегином, предком Джалала. Табриз был единственным исключением, поскольку за него попросила его новая жена Малика-Хатун. Но вазир султана Шараф ал-Мулк считал иначе. Все завоеванные города, должны были приносить доход в казну. Управляющий делами султана, он должен был следить за этим. И вазир рьяно принялся исполнять свой долг. Когда султан, приведя к покорности правителя Азербайджана, направился в Грузию, Шараф ал-Мулк принялся извлекать доход из Табриза. Он обложил налогами каждого торговца, каждого ремесленника, его люди занимались поборами. Жалобы стекались отовсюду к Шамс ад-Дину, и тот приказал раису оказывать отпор хорезмийцам. Не проходило дня, чтобы не было стычки между жителями, и людьми Шараф ал-Мулка, которые набросились на город, как стервятники. Но вазир не мог дать волю себе и своим приспешникам, это означало бы саботировать распоряжение хорезмшаха. Но и смириться с тем, что кто-то противодействует его алчбе, не хотел. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, было то, что Шамс отказался выполнить его распоряжение и назначить на должность городского судьи вместо своего племянника Кавама Джидари, его протеже. Им был уже известный нам факих Изз ад-Дин Казвини, тот самый кади Казвина, который на основании показаний двух лжесвидетелей оформил развод между