на первую полку, не удержалась, неудачно перевернулась и полетела дальше. Лена цеплялась за кусты, обдирая и царапая свою нежную кожу, ломала ветки, страшно кричала, и Пропасть сжалилась над девушкой, остановила ее, зацепив за куст на небольшом выступе.
Услышав крик возлюбленной, врач, наконец, подскочил к обрыву и заглянул в жуткую пропасть. Лена повисла совсем недалеко.
– Лена, дорогая, как ты себя чувствуешь? – Глупее вопроса не придумаешь! Окровавленная Лена не удостоила ответом своего трусливого мужа. Он топтался наверху, проклиная все на свете: этот проклятый поход, романтичный медовый месяц среди горной природы и даже тот банальный лунный вечер на теплоходе, сопровождаемым дурацким танго.
Лена застонала. Саша лег на край обрыва и опять заглянул вниз, и снова страх словно обжег его. Он отпрянул от обрыва, резко оттолкнувшись руками, и медленно поехал вниз. Земля от тяжести его тела и рывка просела, стала осыпаться вниз в бездну. Он мог спокойно перекатится в сторону или перевернуться назад. Но Пропасть, будто живая, схватила его окаменевшее от страха тело и увлекла вниз. Саша, к счастью, застрял на первой же подвернувшейся полке. До жены, медицинской сестры, голова которой была прежде набита всякой сентиментальной чепухой, оказалось совсем немного. Он мог спуститься к жене, оказать ей помощь и помочь выбраться на его полку, а дальше на плато. Но если бы он был орлом, а не трусливым докторишкой! Лена стонала и плакала, не надеясь ни на какое спасение, тем более от своего, теперь уже ненавистного мужа.
Небо наливалось вечерней темнотой, слабо загорались первые звезды. Саша стал потихоньку жевать шоколад, припасенный для красавицы-жены, запивая виноградным соком из фляги, достав ее из другого кармана. Улетевшую нейлоновую куртку жены он аккуратно снял с держи-дерева и подстелил под себя, чтобы не сидеть на сырой земле.
Они не разговаривали, да и о чем можно говорить чужим и почти не знакомым людям! Трехдневный брак оказался не в счет, то, как выяснилось, было лишь мимолетным дорожным увлечением. Лене нельзя было шевелиться: малейшее неловкое движение – и Пропасть бы проглотила ее. У нее затекла подвернувшаяся нога, обеими руками она держалась за колючий куст шиповника. Хотелось пить и есть. Лена губами оторвала несколько листиков кислицы, растущей рядом, и пожевала. Сухость во рту исчезла. Раны саднили, нога опухла – наверное, был перелом.
Она слышала чавканье мужа и бульканье воды в его горле. И с отвращением вспомнила его кадык, торчащий на длинной шее, как шпора у петуха. Похолодало. Осенняя сырость затянула скалы. Бедная Елена с кровавыми, сочащимися ссадинами, царапинами и ранами стыла и слабела с каждой минутой. Спасибо ему, что он хоть не оправдывался, не канючил, а молча сидел над ее головой и сопел. Он успокоил ее двумя словами: «Стас выручит!».
Одинокая яркая звезда повисла над скалами, где находились еще вчера самые счастливые люди на свете. Художник нашел двух несчастных, обреченных судьбой на тяжкие испытания. Но сам ничего сделать