обвинению в нечистоте, потому что и отец желает, чтобы мы прежде других признавали святость древних постановлений, раз уж они существуют. Будем вместе молиться богам, чтобы они освободили этих бедных людей от старого проклятия. Но Паакер и Неферт ждут нас на солнцепеке. Иди за мной.
Она пошла впереди жреца, однако, сделав несколько шагов, обернулась к нему и спросила:
– Как тебя зовут?
– Пентаур.
– Значит, ты поэт Дома Сети?
– Мне присвоили это звание.
Бент-Анат посмотрела на него, широко раскрыв глаза, затем сказала:
– Боги одарили тебя высокими талантами, твой взгляд видит дальше и проникает глубже, чем взоры других людей, и ты умеешь словами передать то, что мы только чувствуем. Я охотно последую за тобой.
Пентаур покраснел, как мальчик. Паакер и Неферт все ближе подходили к ним, и он сказал:
– До этого дня жизнь лежала передо мною как бы в сумеречном свете, но теперь я вижу ее иной. Я видел ее глубокие тени, – прибавил он тихо, – и как же ярко она засияла теперь!
VII
Час спустя Бент-Анат со своею свитой находилась у ворот Дома Сети.
Один из сопровождавших ее скороходов опередил процессию, чтобы известить главного жреца о приближении царевны.
Она стояла одна в колеснице, ехавшей впереди ее спутников. Пентаур разместился в колеснице царского лазутчика.
У ворот храма процессию встретил главный астролог.
Большие ворота пилонов были отворены настежь и открывали взгляду передний двор храма, вымощенный каменными плитами и окруженный с трех сторон двойной колоннадой.
Стены, архитравы и карнизы пестрели изображениями и цветными узорами. Посреди двора возвышался большой жертвенный алтарь, где на кедровых дровах горели благовонные шарики кифи[51], которые наполняли обширный двор одуряющим дымом.
Этот алтарь окружали стоявшие полукругом жрецы в белых одеждах. Они повернули лица навстречу приближавшейся царевне и затянули тягучие, глубоко проникавшие в сердце священные гимны.
Много жителей некрополя собралось вдоль рядов сфинксов, между которыми Бент-Анат ехала к святилищу.
Никто не вникал в смысл жалобных гимнов: и такое пение, и многие необъяснимые вещи были здесь делом обычным.
Восклицания: «Славен род Рамсеса!» и «Поклонение дочери Солнца, Бент-Анат!» раздавались из тысячи уст, все сбежавшиеся сюда люди кланялись до земли дочери владыки.
У пилонов царевна вышла из колесницы и последовала до двери храма за главным астрологом, который безмолвно и важно поклонился ей.
Когда она собиралась пройти на передний двор, пение жрецов внезапно стало оглушительным. Рокотание басов смешивалось с жалобно звучавшими дискантами учеников храма. Бент-Анат в испуге приостановилась, затем пошла дальше. Но перед воротами появился Амени в полном жреческом облачении. Он вытянул вперед свой посох, как бы преграждая ей вход, и громко и запальчиво