отоплением. По дороге нажала на кнопку электрочайника. Саша вошел вслед за мной – занес пакеты, засуетился у окна, словно впервые был у меня дома.
– Кури уже, – разрешила я, не дождавшись вопроса, кивнув в сторону пепельницы на подоконнике, годами служившей ему.
Он встал к окну, достал сигарету из пачки и принялся ее разминать, никак не решаясь закурить, то подносил ее к губам, то снова опускал. Я смотрела на его спину, на его обнажившийся затылок, и меня мучило какое-то странное чувство. Я пыталась понять, что я действительно чувствую к нему – помимо той, как мне казалось, бесконечной сестринской любви. Кто из нас двоих ошибается – он или я? Вдруг я поняла, что впервые в жизни по- настоящему боюсь его потерять. Боюсь, что его не будет в моей жизни – так или иначе, а я ведь даже представить себе не могу, как это – без него, как такое вообще возможно. Предательский ком подкатил к горлу, и я тоже отвернулась – к столу, звенеть чашками, доставать заварку, наполнять ложки-ситечки. Саша же словно ждал момента, когда вода забурлит, дойдет до точки кипения, щелкнет выключатель чайника и шум пойдет на спад, затихая. Он заговорил – обрывисто, выбирая слова, будто вырезая их из газеты для киношной угрозы слог за слогом, постоянно меняя интонацию:
– Прости меня. Наверное, я не должен был. Признаваться тебе, грузить тебя этим. Я понимаю. Я все вижу. Я не идиот, Ленка. Но ничего не могу с собой поделать.
Выдохнул, закурил, запрокинул голову. Я смотрела на него тайком, высокого, широкоплечего, и знала, что сейчас ему больно, и стыдно, и горько, и всему виной я. И заговорить бы, и найти для него слова, но какие – я сама стою, как немая, будто и не говорила никогда прежде ни с кем о том, что чувствую.
– Ты тогда пошутила что-то про инцест, кажется, да, Лена? – не поворачиваясь, повел плечом, мол, молчи, не оправдывайся, – знал, что я начну протестовать и просить прощения. – Не надо, не извиняйся. Так и выглядит. Мы с тобой даже в одной постели были не раз, ты теперь, наверное, думаешь, что я пытался с тобой переспать?
– Саша, – укоризненно протянула я, – ну что ты…
– Да, ерунду несу, прости. Прости, пожалуйста. Ты же видишь, я не в себе. Я с ума схожу, Лена.
Он затушил сигарету и вдруг повернулся ко мне, глядя прямо в глаза, весь открылся, распахнулся. Он впервые смотрел на меня так. Или я впервые поняла, расшифровала его взгляд – нежный, желающий меня и боящийся отказа одновременно. Поняла его и смутилась, даже живот свело, отвернулась к столу и оперлась руками, потому что показалось: вот-вот рухну то ли от страха, то ли от волнения, такая каша в голове. Мне стало страшно – что, если он приблизится ко мне? Коснется меня? Что тогда? Что я должна буду сказать ему, что сделать?
– Ты боишься меня? – вдруг понял он. – Ну что ты. Это я боюсь. От одной мысли трясусь, как мальчишка, а ты…
– Что ты во мне нашел? – выпалила я. Как он вообще мог на меня посмотреть, кто я рядом с ним, рядом с любой из тех, кто у него был, – нелепая, корявая, смешная. – Что ты нашел во мне, Саша? – повторила я и, набравшись смелости, подняла на него глаза.
Он улыбался ласково,