.

врёт!

      Смеются обе. Молодые, белозубые, не разочаровавшиеся ещё в жизни, в зеркалах. Юноша в трудно-управляемом, прыщавом возрасте, в одной руке большая, белая роза, в другой мобилка, ошалел, оглох, слюнку пустил по краю губы, как у собаки Павлова при виде миски с едой. Летит на свиданку – кавалер!

      Две габаритные тётки. Одна показывает глазами на сидящих мужиков:

      – Счас выйдут, – присядем.

      – Да они нас с тобой «переедут»! – отвечает ей, другая.

      Первая выходит. Вторая стоит, всем мешает, много её. Задастая, грудь подоконником подпирает под горло. Обстоятельства сложились так, что она должна самостоятельно обеспечивать семью, себя, бороться за жизнь и существование. И она превратилась в неприступную башню: круглая, устойчивая. Талия стала шире, шаг уверенней, твёрже.

      Мучилась, рожала, исходила, истекала любовью, как дерево соком по весне. Вырастила и зачем ей теперь грудь и попа в пять центнеров, как чемодан без ручки.

      Жизнь – бесконечна, а счастье так коротко, что, кажется, и не было его.

      Что она может изменить в этой «данности»? Бессильна она, и вновь уже не сможет родить, её забег кончился! Вода – мокрая!

      Вся жизнь женщины – героическая борьба с природой. Мать! А кому и – Мачеха! Успех переменный, скорее иллюзия. Терпение и воля. И неустанный труд. И трепетно верит она самому незатейливому комплименту, рекламе щёточек каких-нибудь, которые отчего-то увеличивают объём ресниц – в три раза, вопреки закону сохранения вещества!

      Но терзают её сомнения между двумя началами – жарким Солнцем любви, которому она поклоняется, и холодной природой Луны, которой она подчиняется. Вечная раздвоенность, перетекающая от жара к холоду, от мрака – к свету.

* * *

      День, как день – обычный. И вдруг – я не мог ошибиться! Это она!

      Впрыгнул в полный вагон, стараясь рассмотреть наверняка. Пожилой мужчина читал «Спорт-экспресс». Упёрся, как кость в горле, растопырился специально – для скандала: такой вот армрестлинг на локотках.

      Дёрнулся я в ту сторону вагона – без толку. Где она?

      – «Осторожно, двери закрываются».

      Доехал до «Театральной».

      – Точно – она. Её – места́ – заповедные.

      Выскакиваю следом. Идёт, не спеша, бёдрами покачивает. Включились все мои рецепторы-анализаторы: зелёные лампочки – подмигивают, красные – горят! Алярм! Тревога! Свистать всех наверх!

      Даже жарко стало от волнения.

      Вот и переход – на «Площадь Революции». Нет уж – дудки! В этот раз – не упущу.

      Вдруг отмахнётся от меня, не вспомнит ту встречу? Но – иду!

      Поезд подлетел. Втиснули её в вагон, двери сдвинулись, захлопнулись перед моим носом.

      Неужели – опять неудача?

      С соседней дверью боролся здоровенный дядька. Метнулся к нему. Двери приоткрылись, успел протиснуться!

      «Павелецкая» кольцевая.

      Странно, – успел подумать, – почему не «Таганская»? Она вышла. Я ринулся следом, отмечая боковым зрением, что людей вокруг – нет. Навстречу