снимал фуражку, совал её подмышку и шёл пешком.
Под «командованием» Петра были в основном азербайджанцы из дальних аулов и судимые по одному разу великовозрастные обалдуи.
При встрече они обнимались, тёрлись жгучей щетиной щёк. Петру это не нравилось, но он старался не показывать.
Раз в неделю, по субботам, проводил политзанятия в ленкомнате. Солдаты откровенно спали, он делал вид, что не замечает. Что-то рассказывал, заглядывая в конспект, утверждённый замполитом части.
В разгар занятий влетал капитан Сельников. Лицо птичье, бледное, в каких-то синих крапинках, отмеченное вечной тревогой, нос с горбинкой.
– Встать! Строиться на проходе! Хватит спать, раздолбаи. Я, что ли, за вас буду план выполнять, гнать проценты? Так! Замполит – строй этих оболдуев.
За воротами строй сминался. Солдаты шли гурьбой, горцы гортанно перекрикивалась, вскипали орлиным клёкотом, смехом.
Основное время после развода на работу, проходило на стройке вне расположения части. Стройка называлась – «объект».
В подчинении Петра был грузовик, водителю которого Пётр мог приказать, чтобы он изменил маршрут и поехал по его указанию. Кроме того, он всегда мог взять трёх-пятерых бойцов: куда-то вписать, увести на какие-то немыслимые задания.
Два последних обстоятельства сделали его человеком, известным, в определённых кругах, потому что вещи отъезжающих надо было грузить и вывозить.
Те, кто приходил, как правило, были ему почти не знакомы.
Представлялись – от Фимы. Или – от Изи. Этого было достаточно, и они вместе планировали, как заниматься вещами очередного отьезжанта.
Платой, после погрузки и отправки, был «накрытый стол».
Посиделки и отвальня происходили у «Маркони».
Бывало и так, что сначала шли в баню, а уж потом переходили дорогу, поднимались на третий этаж, и начиналось собственно застолье.
Желчи – не было, даже с похмелья. Пьяных то же, пили много, но не второпях.
Позднее Пётр ругал себя за легкомыслие: зачем не записывал самые замечательные словесные находки этих сборищ.
Философская усталость людей, долго идущих куда-то в полной неясности, при том, что конечный пункт обозначен чётко – вот что такое эмиграция. Слово – «свобода» произносить стеснялись, пафосное очень, но подтекст подразумевался.
Это были странные посиделки. Смешные и пронзительные афоризмы, анекдоты, рождённые тут же, и всеобщее шумное веселье. Отточенные экспромты походили на турнир сказителей.
Смех с грустными глазами.
Много позже Пётр понял, что это было отчаяние, попытка не сойти с ума от резкой перемены.
Формально – свобода, но фактически это были беженцы.
Их скарб – это то, что наскребли они за жизнь. Он не имел ничего общего с обычным имуществом, поэтому здесь шкала ценностей была странная, особенная и далёкая от привычного понятия – ценности.
Уезжающие очень высоко ценили это барахло, которое на новой родине ничего не стоило, выглядело смешно и грузно. Но эмигранты заполняли им контейнеры и пустоту неопределённости