теперь не назовут. Это, знаешь, еще заслужить надо, если самого Дона Довера так называют.
Действительно, на площади разыгрывался спектакль под названием «наш герой». А тот смущенно раскланивался, хлопал по плечам и пожимал руки. Так, а в каких случаях жмут руку?
– Давай познакомлю. Народ у нас хочет его с твоей сестрой поженить. Со старшей. Ну, с ним-то никто не сравнится, но она тоже знаменитый стрелок.
Тоже знаменитый? Надо же. Дон Дылда как раз приближался к нашему столику. Старик встал. Я тоже поднялся, здороваясь. На мой циничный взгляд, герою сильно не хватало брутальности. Он был какой-то мягко-бесцветный. Под высокими скулами щеки так сильно втянулись, что в углах губ складывались робкие полуулыбки. Каким-то загадочным образом казалось, что он смотрит не сверху вниз, не с высоты своего роста, а нерешительно снизу вверх.
– Рад знакомству, – сказал он, пожимая мне руку обеими руками. – А я только что попрощался с вашими сестрами.
– Где? Как? Вы тоже были на кордоне?
– Нет. Дозор вернулся, я проводил их немного. Они на завод уехали.
Почему я был уверен, что отряд появится на площади? Мне стало так досадно, что рассердился и на героя, и на старика. На языке зашевелилось что-то язвительное.
Но по площади вдруг словно прокатилась волна. Раздались восклицания: «Лев! Лев!» Головы поворачивались. Что за притча, откуда взяться льву? В голосах слышался настоящий испуг, словно кричавшие и правда видели зверя. Моя голова сама собой повернулась со всеми вместе. И я тоже увидел.
Закатные облака. Золотой лев с колеблющейся гривой и раскаленной красной пастью торжественно переставлял в небе могучие лапы. Долго, полную минуту, облака оставались львом, и толпа, стихнув, смотрела и смотрела.
Настроение на площади сломалось. Дохнула тревога. «Лев, кровавая пасть, перебежчик, знаки, дурная примета…»
Волной унесло Дона. Его окружили и добивались, что он об этом думает. Старик только что был здесь, но куда-то пропал…
Перекрывая гул, над площадью раскатился уверенно-насмешливый бас Андреса:
– Дамы и господа! Сограждане и ополченцы! Народ, я кому говорю! Что вы как дети, честное слово! Перебежчиков никогда не видали? Ничего плохого тут нет. Я же первый его и допрашивал. У них раскол и резня. Вот он и побежал. И еще побегут. Им не до нас. Пусть на здоровье режут друг друга.
Подойдя ко мне, сел и расхохотался:
– Закатные знаки, кровавая пасть? Когда же закончится эта напасть? О! Впервые в жизни срифмовал две строчки. Здесь все сочиняют стихи. Считай и меня поэтом. А тебя ждали. Обе. Очень даже. Я, по правде сказать, думал, что непременно явишься встречать. Прости, недооценил. Характер ты выдержал отменно. Поздравляю.
– А ты их недолюбливаешь, оказывается?
– Думаю, они меня тоже. Тебя зато любят так горячо, что приглашают в воскресенье прокатиться вместе с ними к источникам в горы. И меня заодно, раз уж я твой задушевный друг. Сам по себе никогда не удостаивался. Собираемся у дуба, у великана, в девять утра
– Конечно,