сердце ещё бьётся,
Не каясь в том, в чём грешен. Разве есть кто без греха?
Городской мотив
Синий вечер. В ночь луна.
Утро ясно и румяно.
Всё ещё в объятии сна:
Муха спит на дне стакана,
На шкафу мурлычет кот.
Снится рыжему сметана
И звучит ночной аккорд —
Храп хозяина с дивана.
Бедолага не дошёл
Этой ночью до кровати,
Зацепив ногою стол,
Он упал совсем некстати.
Слава Богу, что диван
Принял рухнувшее тело.
То счастливый жребий дан,
Провидение пожалело?
Но всё ярче утра свет
И ночные гаснут звуки.
Фон иной, другой сюжет
И другие бяки-буки.
Дворник – первый лиходей,
Об асфальт скребёт лопатой.
Ну не жаль ему людей,
Видно скудная зарплата.
Скулы сводит скрежет тот.
Здесь проснётся даже мёртвый.
В злобе перекошен рот,
Посылающий всё к чёрту.
Тут раздался в унисон
Грохот мусорного бака,
Завизжал где-то клаксон
И затявкала собака,
Грузовик прогрохотал,
Ложка звякнула в стакане,
Пробудившись, город встал.
С добрым утром, горожане!
Кто дверь закроет за тобой?
Всё так внезапно происходит,
Так неожиданно, так вдруг
И изменяются в природе
И цвет, и вкус, и даже звук.
Сперва, как данность принимаешь,
Как неизбежность или рок
И с легкой грустью провожаешь
Всё, что уходит за порог.
Со временем чувство потери
Становится ещё острей.
За уходящим закрыть двери
Всё тяжелей и тяжелей.
Вот сам ты подошёл к порогу
И кто махнёт тебе рукой
В твою последнюю дорогу,
Кто дверь закроет за тобой?
Командировка в один конец
Меня с детства туда посылали.
Я не с бухты-барахты решил:
Пора ехать в те самые дали,
Не надеясь на помощь ветрил.
От привычных и с детства знакомых
Улиц питерских и площадей
Я уехал из отчего дома
Только лишь потому, что еврей.
Чтобы там обрести понемножку
Ровный пульс и отраду души
И смотреть, как хлебные крошки
Без попрёков клюют воробьи.
Причитания надзирателя
Черти все зелёные
Надо ж повылазили!
И откуда оные,
По какой оказии?
Всё в глазах двоится —
Раз, два, три… семнадцать.
С горя бы напиться,
Наливайте, братцы!
Тех, кто в моей памяти,
Словно сельди в бочке,
Вы со мной помяните
И на этом точка.
В услужении