разбирает?»
«Но, – отвечали другие насмешливо первым, – удастся
Опыт уж верно ему! и всегда пусть такую ж удачу
Встретит во всем он, как здесь, с Одиссеевым сладивши луком».
ДЕВУШКА приблизилась к дяде с тем застенчивым видом, который так к лицу юным красавицам, когда они, пытаясь скрыть свое смущение и трепет, и весь их облик самая невинность, желают просить, как им кажется, нечто весьма значительное, и зашептала что-то на ухо Бидерману.
– Разве эти бездельники не могли сами спросить? Почему они тебя послали? Хотя, по всякому пустяку они и так жужжат, как мухи, такова уж нынешняя молодежь.
Анна наклонилась и опять стала шептать на ухо дяде, а тот с нежностью перебирал ее шелковистые волосы.
– Бушитольцский лук?! Милая моя! – вскричал он наконец. – Да едва ли эти увальни стали сильнее с прошлого года, когда никто из них не смог его натянуть! Впрочем, вот он висит со стрелами… Кто ж тот удалец, что берется за непосильное дело?
– Сын этого господина, дядюшка. Он не смог угнаться за братьями в беге, метать камни ему детская забава, и он предложил им состязание верхом, и в стрельбе из длинного английского лука.
– Состязаться верхом, – засмеялся почтенный швейцарец, – трудненько там, где скаковых лошадей отродясь не бывало, а если б и были, то вряд ли нашли бы мы место для скачек. А вот английский лук мы ему дадим, потому, как он у нас есть. Возьми его, дитя мое, с тремя стрелами, и передай вот что: тот, кто его натянет, достоин станет самого Вильгельма Телля и знаменитого Штауфбахера.
В то время как Анна снимала лук со стены, где он висел посреди прочего оружия, Филиппсон сказал:
– Если в песнях менестрелей красавицы и целят из лука, то не иначе как с помощью Купидона73.
– Оставим их песенки, – сказал нарочито серьезно ландман, но в бороде его терялась добродушная улыбка, – нам надоели-таки своими глупостями менестрели и миннензингеры74, с тех пор как эти бродяги распознали, что у бедных горцев завелись деньжата. Швейцарская девушка не должна петь ничего, кроме баллад Альберта Чуди75 и чудесной пастушьей песенки, чтобы гонять коров на пастбища и водить их обратно в стойла.
Пока Арнольд Бидерман благодушно ворчал, Анна сняла большой английский лук длиной более шести футов76 и три стрелы. Филиппсон попросил позволения взглянуть на это оружие и внимательно его рассмотрел.
– Славный тис, – сказал он, поглаживая ложе лука. – В свое время мне случалось не раз целить из такого оружия. В годы Артура я так же легко натягивал его, как ребенок сгибает ивовый прутик.
– Хвастовство седин не красит, – сказал Арнольд Бидерман, бросив на своего товарища неодобрительный взгляд. – Отнеси этот лук твоим братьям, Анна, и скажи им, что натянувший его, отца переможет, – и взглянув на суховатого англичанина, ландман расправил свои могучие плечи.
– Вам ли не знать, мой друг, – улыбнулся