дивизии, 1-й ударной армии на Северо-Западном фронте. Был трижды тяжело ранен. Оборонял Ленинград, освобождал Прибалтику и город Ригу. Демобилизовался отец уже после Победы в декабре 1945 года, по ранению. И вот, вернувшись домой, кадровый офицер, герой-фронтовик, стал учителем. Пришлось ему восстанавливать знания, которые получил в Арском пед училище еще до войны. Трудно ему пришлось. Подзабыл многое.
Но папа не отчаивался. Он был веселым, жизнелюбивым, мастеровитым. Играл на гармони, гитаре, пел песни. Высокий красавец с русыми, немного вьющимися волосами в любом обществе быстро становился душой компании. Добрый и улыбчивый, с легким прищуром серых глаз. Писаный аполлон. Вся округа знала и любила Ивана Петровича. Папа отвечал людям тем же. Мог купить ящик пряников и раздать детишкам со всей округи. В общем любил жизнь во всех ее проявлениях.
У моего папы было три великих и судьбоносных дела. На другие он не разменивался.
Первое-это работа, которую очень любил. Он старался передать малолеткам многое из того, чего ему самому не хватало, и сам мечтал бы получить в своем трудном детстве. Отдавал частичку своей души, учил милосердию. Он обожал детей. Впоследствии, через сорок лет, один его ученик, Владимир Ильич Агичев, благодарил меня за то, что первым учителем у них был мой замечательный папа, прекрасный педагог.
Второе-это любовь. Пройдя страшные фронтовые версты, выжив каким-то чудом в мясорубке войны, он искренне любил свою жену, мою маму Полину Алексеевну, тоже учительницу. Обожал меня и сестренку Таню, постарше меня на два года. А еще любил всех своих близких. Любил друзей. Любил жизнь. Соседка тетя Маруся Бегитова, вспоминая наши семейные взаимоотношения, говорила, что у твоего папы в кармане всегда были для вас, мелюзги, сладенькие конфетки, которые он покупал, идя с работы, в сельмаге, что у колхозной конторы. Мама ругалась, что зубы у детей болеть будут, а папа говорил, что от «Золотого ключика» ещё никто не умирал. Пусть едят сколько влезет, только не мешайте им испытать детское счастье.
Третье-это охота и рыбалка. Без них он просто не представлял своей жизни. Впрочем, как и без первого и второго. А какая охота без преданной собаки, без нашей Пальмы?
Иногда папа брал и меня на осеннюю охоту. До ближайшего Валионского леса было километра три вдоль железнодорожных путей, что в сторону Агрыза. Вставать приходилось спозаранку, еще затемно. Мне очень хотелось спать, а Пальма как будто знала заранее о нашем походе, с вечера не находила себе места.
Слегка перекусив, мы отправлялись в путь. Впереди Пальма, затем папа и я. То и дело, оглядываясь, он периодически подбадривал, весело подшучивал над моей нерасторопностью. Но мне было не до обид. Я больше всего на свете любил своего папу! В кирзовых сапогах (резиновых тогда еще не было), почему-то в очень жестком чёрном осеннем пальтишке с рюкзачком на плечах по сырому, грязному полю да ночью идти ой, как не просто. Тем более, если тебе всего-то шесть лет.
Но я