пока ты спишь.
– Может, вы эксгибиционист?
– Мне хвастаться нечем. Злыдня. Кофе будешь?
– Не люблю растворимый. Может, в бар спустимся?
– Все?
– Вы меня пугаете. Сейчас в тридцать лет так не могут, а вы какой-то ненасытный.
– Откуда ты это знаешь, моя опытная?
– Много рассказывали. Что вы так смотрите?
– Нравишься очень.
– Правда?
– Ладно, одеваемся.
За темными шторами они незаметно пролюбили друг друга весь вечер, всю ночь и гостиничный завтрак. Поэтому отправились в маленькое уличное кафе, где официантки были черные, как уголь, ленивые и неуклюжие дылды, и смешно было заказывать им черный кофе и шампанское «Вдова Клико».
Они не торопясь кутили, болтая о всяком разном, и оба знали, что вряд ли рискнут повторить то, что случилось с ними. И совсем не потому, что так уж открылись друг другу. И не потому, что продолжения не требовалось. Так бывает – с одним и десяти лет мало, а с другим – момент, и все. Нет, просто из простого увлечения вдруг возникла такая серьезная сердечная привязанность, что медлить не следовало, а требовалось затормозить немедленно.
Когда Зимин вернулся домой, вдруг сел к столу и махом написал стихотворение – как это бывало в молодости, когда перед рисованием часто вгонял себя в стихотворный ритм, чтобы разбудить воображение.
В Париже за теплой коврижкой
Французского свежего хлеба
Я понял, что это уж слишком
Под синим безоблачным небом
Искать продолженья под стрижкой,
Где лоб без морщин утомленья
Глазам высотой не мешает —
Нельзя дожидаться прощенья,
И жалость здесь гостья чужая.
Нам черные руки приносят
Прощальный плохой черный кофе,
И русский язык окружает,
Здесь в праздники наших хватает.
И чопорный поздний наш breakfast
Становится вдруг манифестом —
Нельзя торопиться, целуя,
Нельзя утомляться, ликуя,
Нельзя полюбить, не тоскуя,
Не смей поминать меня всуе.
Долго думал, зачем написал. И понял, что обиделся. На жизнь обиделся. Зачем ей граница, за которой старость и молодость не должны встречаться, потому что рано или поздно отравят друг друга?
Отправил на адрес, который вычитал на визитке. Ксения ответила, и, конечно, предсказуемо:
– А почему лоб-то низкий?
– Вообще-то понравилось?
– Вообще неплохо, но картины у вас – лучше.
Никто не знает, почему
Ломает время жизнь любую…
Секунды падают во тьму
На ощупь, невпопад, вслепую…
Ты загадаешь: чет? нечет?
Но угадать, увы, не сможешь
А время все течет, течет…
И только холодок по коже…
– Это чье? Тоже ваше?
– Давнее. Вдруг вспомнил.
– Хорошо. Не печальтесь. Все сбудется.
– Обещаешь?
– О вас думать – да!
На следующий день рядом