и я. Так будет лучше.
Его тон не допускал никаких возражений, и полковник согласился с такой готовностью, что даже не очень далекий человек мог бы догадаться, какое искреннее облегчение он испытывает.
– Полагаю, у вас есть на это веские причины, – только и сказал полковник.
– Я просто хочу, чтобы никто не оказывал влияния на мои впечатления. Когда же у человека уже прочно сложилось определенное мнение, он может ненароком увести меня в сторону от разрешения этой, не столь уж простой проблемы.
– Прекрасно вас понимаю, – старый вояка был согласен со всем, что говорил доктор, хотя выражение его лица явно противоречило словам. – Тогда я подожду вас здесь, вместе с собаками; мы сможем осмотреть прачечную на обратном пути.
Перебираясь через низкую каменную стену, сооруженную покойным владельцем, я оглянулся и увидел прямую, по-воински подтянутую фигуру полковника. Он провожал нас необычайно пристальным взглядом. Трудно объяснить почему, но его стремление с презрением отвергнуть все необычные объяснения тайны и в то же время неуклонно и упорно изучать связанные с нею обстоятельства, вызывало у меня сочувствие. Он кивнул и махнул рукой в знак прощания. Этот момент хорошо запечатлелся в моей памяти: полковник Рэгги, вместе с большими собаками, стоит в солнечных лучах и пристально смотрит нам вслед.
Доктор Сайленс шел впереди, среди скрюченных стволов, теснящихся вокруг, я следовал за ним по пятам. Как только мы дошли до места, где полковник уже не мог нас видеть, мой компаньон остановился и положил свое ружье на корни большого дерева, то же самое сделал и я.
– Нам вряд ли понадобятся эти тяжелые орудия убийства, – заметил доктор с легкой улыбкой.
– Стало быть, вы уже уверены, что ключ у вас в руках? – спросил я, сгорая от любопытства, но в то же время боясь себя выдать, чтобы не упасть в глазах доктора.
– Да, совершенно уверен, – серьезно ответил он. – И думаю, что мы прибыли как раз вовремя. Придет час – и вы все узнаете. Пока же следуйте за мной и наблюдайте. И думайте, упорно думайте. Я рассчитываю на помощь вашего ума.
Голос доктора звучал с той спокойной, непререкаемой повелительностью, повинуясь которой люди радостно и гордо жертвуют своими жизнями. В эту минуту я последовал бы за ним, куда угодно, хоть в ад. Джон Сайленс был преисполнен каким-то всесокрушающим упорством. С душевным трепетом воспринял я его доверие, однако, даже в ярком сиянии дня от меня не укрылась его тревога.
– У вас не было никаких сильных впечатлений? – поинтересовался доктор. – Не случилось ли, например, чего-нибудь ночью? Не приснился ли вам какой-нибудь запоминающийся сон?
Он с нетерпением ожидал моего ответа.
– Я спал почти беспросыпно. Вы же знаете, как я устал, а тут еще эта гнетущая жара…
– Стало быть, жару вы почувствовали? – доктор, скорее, рассуждал сам с собой, чем задавал мне вопрос. – А молнию, молнию вы видели? Среди ясного неба, – добавил он. – Ну ее-то вы видели?
Я