обмакнула кисть в краску:
– Как раз лет десять назад я тряслась в поезде на Германию и перебирала в голове свою жизнь. Мне было 23 года, я только что защитилась и ухитрилась завербоваться в воинскую часть. Простой фельдшерицей, но это все равно было здорово – за три года можно было накопить на квартиру. А самое главное, я была одна. За тысячи километров от родителей.
– А чего это?
– Моего отца посадили, когда мне был год. Мама снова вышла замуж и переехала в другой город. Теперь-то я понимаю: отчим мой был по-настоящему хороший человек, но воспитывали они меня как умели. Видно, по молодости известен им был только один способ: ремень в кулаке. Вторую, общую дочь, рожденную уже в зрелости, они ни разу пальцем не тронули, и это делало мое детство еще более горьким. И я была просто сгустком обид. Моя естественная любовь к десятилетней сестре была отравлена: я чувствовала себя ребенком второго сорта.
– А что, парня у тебя не было?
– Я делала что могла: блестяще училась, добывала кубки по шахматам, грамоты по комсомольской линии. На самом деле все это ничего не стоило. Я чувствовала себя никому не нужным ничтожеством. И, видимо, так светилась в моих глазах жажда привязанности, что от меня шарахались даже школьные изгои. В институте я уже просто держалась наособицу. Там я цель себе выбрала – пахала на красный диплом. Очень хотелось стать классным психологом. Понимать людей, иметь над ними власть, чтобы они больше никогда не могли мною пренебрегать!
– А папаша твой чего?
– Лет через 8 его выпустили. Сидел он за экономическое преступление, сейчас это называется кооператорством, а тогда было нетрудовым доходом. Он был запретной темой: вот у тебя есть новый папа, и нечего вспоминать преступника.
Утром моего восемнадцатого дня рождения мать с отчимом мне сказали: мы выполнили свой долг, вырастили тебя до 18 лет, теперь сойди с шеи, ищи квартиру. Легко сказать! На одну стипендию! И общагу бы мне никто не дал: прописка-то чижевская! Я-таки съехала на три метра в «деревяшке». Повезло: за жилье платила уколами да массажем. Мать навестила меня там лишь через год. Только сейчас понимаю: ей тоже было нелегко, она забеременела в третий раз и должна была думать о сохранении своего брака. А наличие в тесной «двушке» великовозрастной девицы от первого союза этому ничуть не способствовало.
А потом я вдруг получила по телеграфу перевод на 100 рублей. Сумасшедшие деньги, мне в месяц удавалось отложить не больше пятерки, и то лишь с помощью накопительной страховки! И без адреса отправителя. Я побоялась тратить – думаю, вдруг какая ошибка, мне потом их ни в жизнь не вернуть. Через пару недель пришла посылка – малиновое платье, четыре шоколадки, сапоги на два размера меньше моего, и страшно дефицитные колготки. Я совсем растерялась. Шоколад, впрочем, съела, не удержалась. А через несколько дней объявился отправитель – приехал мой отец. Маленький, круглый, шумный, до оторопи чужой. – Я бы поняла, если бы ты появился, будучи немощным, нуждающимся в уходе. Понятное дело, нужна поддержка, вот дочь и понадобилась. А зачем ты сейчас приехал? – искренне недоумевала я.
– Я