утро, Покровский, – вкрадчиво и проникновенно, как лечащий врач, сказал Бадай. – Точнее, добрый вечер. Или для тебя он не добрый? Ну-ну, не надо так глазками вращать, сам виноват! Ну, посуди, на посту не отметился, пытался скрыться. Что говоришь? Не пытался?! Ах, ты говорить не можешь! У нас ротик заткнут. Сейчас, сейчас. Потерпи. Дам я тебе возможность потрепаться. А сейчас растопырь-ка свои паршивые уши, благо они у тебя открыты, и слушай сюда внимательно! Видишь, Покровский, перед тобой дети? У них есть ещё шанс стать достойными людьми. Мы ещё можем отмыть их от дерьма их родителей, таких же подонков, как ты! Они же не виноваты, что родились от скотов! Ты, тварь, Покровский, наверное, думаешь, что я буду допытываться от тебя каких-то признаний под угрозой их смерти?! – Бадай быстро приблизился к Власу и начал говорить таким пронзительным шёпотом, что даже у Зуба похолодело внутри, – И ты, я уверен, внутренне готов к этому. Нет! Нет и нет! Всё будет иначе! В нашем Городе всё по-другому! Ты сам, слышишь, Покровский, ты сам попросишь меня, нет! будешь умолять меня, чтобы я озвучил свои требования! Потому что, даже не зная их, ты уже будешь согласен на всё!
После этих слов Бадай подошёл к окну и распахнул его. Неожиданно с улицы повеяло первыми всплесками вечерней прохлады. Стоявшие перед окнами серые фигуры людей, даже не шелохнулись, увидев в окне младшего наставника. Они напоминали засохшие деревья в каменистой пустыне, которые из последних сил вцепились корнями в умирающую землю, ожидая хоть капли спасительного дождя.
Бадай повернулся к Власу, достал пистолет и передёрнул затвор:
– Видишь, на площади стоят люди? Это родители вот этих самых детей. Сейчас, на их глазах, я начну убивать их родителей. По одному, с интервалом в одну минуту, а вы, – он посмотрел на детей, которые готовы были завыть от ужаса, – Должны умолять его пощадить ваших отцов и матерей. От этого человека зависит теперь их жизнь!
И в тот же момент Бадай навскидку выстрелил через окно в толпу людей. Одна из женщин, вскрикнув, упала. Люди, не понимая, что происходит, попытались покинуть определённые охраной места, но были стремительно остановлены предупредительными выстрелами со стороны охранников. Обступив убитую, они застыли в прежних позах, приготовившись к худшему.
В помещении всхлипывания детей перешли в монотонный рёв. Толкаясь, и перебивая друг друга, боясь подойти ближе, они всё же хватали Власа за ноги и, давясь слезами, кричали:
– Дядечка! Попроси! Попроси, дя-я-дечка-а!
Влас стал судорожно извиваться, издавая невнятные мычания.
– Всем молчать! – рявкнул Бадай, подходя к Власу.
Дети тут же, проглатывая всхлипывания и прикрывая лица побитыми цыпками ручками, присели, приученные к суровым наказаниям за неисполнения приказаний.
– Покровский, ведь ты хочешь попросить меня, чтобы я не стрелял? Так? – прошипел Власу в ухо Бадай.
Влас утвердительно закивал головой.
– И ты