покинули здание, пересекли большую площадку и направились к двухэтажному строению. Снег хрустел под ногами, мороз щипал щеки. Солнце спряталось за тучи, но настроение все равно было хорошим.
«Пострадавшее» здание оказалось страшной развалюхой: покосившееся, закопченное, будто печенная в костре картошка, с выбитыми окнами. Даже в крыше обнаружилась дыра, из которой валил густой сизый дым. Кажется, говоря про один этаж, завхоз явно… сказал не все.
– Вы новенький, да? – спросил Дидько.
– Да, – кивнул я.
Завхоз смотрел с доброжелательным любопытством, но вдаваться в подробности не хотелось.
– Кого вам дают, мольфаров с первого курса?
– Да, именно.
Приблизившись к зданию, я почувствовал кислый неприятный запах. Так-так, кто-то, наплевав на безопасность, балуется прикладной умертвологией. Не будь у меня в студенческие годы соседа-злыдня и регулярных пожаров в комнате, знать бы не знал, что значит такой запах.
Я остановился и поднес руку к стене, пальцы защекотало. Хмыкнул и покачал головой.
– У вас тут третий курс резвился?
Дидько снова поник и обреченно кивнул. Подошел ко мне и тяжко вздохнул.
– Они, проклятущие. Сашка хоть и гоняет их, но мало. Всю группу бы в подвал на отработки, тогда был бы толк.
Я начертил в воздухе несколько знаков, которые тут же вспыхнули белым, и здание опутала тончайшая светящаяся сеть. По телу разлилось приятное ощущение бодрости и звенящий азарт.
– А кто у нас Сашка? – спросил я, напитывая плетение восстановительной энергией.
– Ткачук, куратор их… Ой, мамо!
Обгоревший дом ослепительно вспыхнул, мы с Дидько разлетелись в разные стороны и рухнули прямо в снег. Ладонь свело судорогой, тут же заныл затылок, которым я обо что-то приложился. М-да, перестарался.
Двухэтажное здание стало чуть лучше, но ненамного. Но хотя бы пропала дыра в крыше, уже приятно.
Дидько присвистнул:
– Вот паскудники, приложили же… Но и за крышу спасибо.
Он так и сидел в сугробе, видимо, не собираясь вставать. Меня неожиданно прошиб холодный пот, я резко обернулся, не понимая, что случилось.
– Так-так, – прогремел низкий голос.
Подняв голову, я увидел опирающегося на подоконник Вий-Совяцкого. Прищурившись, он смотрел на вмиг побелевшего Дидько.
– Используем силу, Жорж Гаврилович? Работаем руками?
Дидько сглотнул и закивал, но, явно прикипев к месту, не мог даже встать. Я тоже замер, не зная, что делать. Взгляд у ректора и впрямь был… страшный. Это что ж за силища?
– Зайдите ко мне, ведомость прихватите. Побеседуем.
– Бегу, Павел Константинович, – просипел Дидько, с кряхтеньем пытаясь встать.
Я ухватил его за шиворот и помог подняться.
– Спасибо, – выдохнул завхоз.
– А вы, Чугайстрин, если страдаете топографическим кретинизмом, носите с собой план университета! – прогремело так, что невольно пришлось вжать голову в плечи.
– Да-да, понял, – пробормотал я, глядя, как Дидько трусцой бежит к корпусу, а