почти сто лет, твоя ревность, конечно, мне льстит. Но хочу тебе напомнить – сны не снятся двоим одновременно. Это знак…
Алиса тщательно обдумывала то, что я сказал. Эти процессы искрились в любимых глазах. Я залюбовался ею. Моя женщина была удивительно стройной. Она будто состояла из огромных кругов под глазами, острых скул, вздернутого носа и едва прослеживаемых плеч и длинных тонких ног. При этом она была исполнена некой потусторонней красоты, от которой меня обожгло собственное дыхание.
– Я хочу, чтобы ты сделал меня счастливой. – Она правильно поняла бесконечное тепло моего взгляда, и голос ее показался патокой. – Я уверена в своих силах и хочу сделать счастливым тебя… В любых условиях…
Я достал из коляски старинный виски, набрал небольшое количество старинным шприцем, запустил алкоголь в кровь. Нам стало тепло и радостно. Мы провалялись до рассвета, крепко держась друг за друга.
Небо в тот день проявилось нежно-синим, набухло совсем мало тревожных туч. Последние триста лет можно коротко охарактеризовать как время многокилометровых прогулок, поэтому просто полежать и послушать гул в теле было очень привлекательно. Мы решили задержаться на зубе несколько дней, Алиса принялась искать здесь места своим находкам, задумчиво вынимая их по очереди из надоевшей коляски. Справившись с этой задачей, она принялась за мои вещи.
Клетчатые пледы легли на чуть примятое дно вершины каменного дома, шахматная доска раскрылась на одном из выступов, а зонт распахнулся над уголком, где невольной женской мыслью был запланирован будуар. Я с улыбкой следил за изменениями, не вмешиваясь в происходящее, так как не ждал от них удовольствия, которое видел в Алисе.
Через несколько дней, с рассветом, на подступах к каменному зубу мудрости, молчаливо освоенному нами в качестве долгой стоянки, появилось скверное наблюдение.
– Посмотри! – ахнула Алиса, поднявшись на ноги и утонув глазами в каменистой бесконечности вокруг.
Я подскочил и, следуя ее взгляду, увидел в том направлении еще один зуб – металлический и мерно гудящий, приглашающий не замечать его, но при этом явный до скрежета других зубов. Много времени прошло, прежде чем мы разгадали секрет этого прибора в его таинственной работе. Тем не менее лет двести назад это произошло, и сейчас каждый из нас катал желваки (я и не подозревал, что Алиса умеет это делать).
– Как я ненавижу их… – едва слышно сказала Алиса.
За ее спиной вздохнули предметы, которые она заботливо выложила, им не хотелось возвращаться в коляску.
Через несколько дней зуб пошел трещинами, их становилось все больше. Затем крупный кусок нашего дома отвалился и, упав, разбился на камни, которые еще через несколько дней превратились в пыль. Наше убежище осыпалось и мельчало до тех пор, пока забираться на него стало совсем просто.
Вскоре мы паковали вещи.
– Проклятый камертон, – процедил я, наблюдая за незаметной работой скромного прибора. В руках моих нашлась пачка с двумя последними сигаретами, найденная когда-то в одном из старых