богатством, рассыпанным вокруг. Всюду блистали золото и серебро, смешанное по местам со множеством разного рода драгоценных камней. Что же больше всего приводило его в удивление – имевшийся там свет, достаточный, чтобы спорить о преимуществе с самым ясным днем. Не успел он насытить свое зрение, как взор его отвлек предмет более достойный внимания. Им была женщина, покоящаяся на серебряном троне, и хотя ей казалось лет за шестьдесят, но возраст не лишил её тех прикрас, которые в свое время могли бы поколебать сердце самого нечувствительного мужчины.
Девица приблизившись к ней, сказала:
– Ах! Как счастлива я тем, что вышла наружу! Любезная матушка! Я не могу изъяснить вам удовольствия, которое чувствую, имея в руках эту прекрасную птичку! Если бы вы слышали, сколь прелестен её голос..
– Что ты делаешь, дочь моя!? – вскричала престарелая матрона. – Ведаешь ли, кого держишь в руках своих? Ласкаемая тобою птичка есть молодой мужчина, превращенный в этот образ, в наказание за проступок против твоего дяди Падманаба!
Услышав это Гироуль, (таково было имя этой девицы) раскраснелась, и придя в замешательство, выронила Гассана, который вырвавшись из нежных рук обладательницы сердца своего, бросился к ногам Мулом-бабы, (так звалась сестра Падманаба,) и растянувшись затрепетал своими крылышками, изъявляя жалостным криком, что он именем её брата просит отпущения вины своей.
Жалостное его состояние слегка смягчило эту волшебницу. Подняв его с земли, она сказала:
– Изрядно! Ты наказан, по-моему, уже слишком. Сколько не имею я равного участия в обидах, причиняемых моему брату, сколько ни стараюсь я преследовать его неприятелей: столько же ищу я и средств прощать и помогать тем, которые по мере преступления уже наказание претерпели. А поскольку ты можешь искупить свои прегрешения оказанием важной услуги моему брату, которая ему в настоящее время крайне нужна: то находя тебя к тому способным, я возвращу тебе прежний вид.
С этими словами, она взяла лежащую рядом красную палочку, и проговорив: «Если ты создан птицей: останься в прежнем своем виде; когда ж ты был человеком: прими свой образ». – ударила его этой палочкой. В то мгновение Гассан стал по-прежнему человеком.
Радость его была невообразима. Он пал к ногам своей избавительницы, и долго лежал, не в силах произнести ни одного слова. Наконец собрав чувства, он в трогательных выражениях изъяснял свою благодарность, проклинал злой умысел своих родных против её брата и поклялся ей загладить этот проступок своей обоим им преданностью, с обещанием подвергать ради них любым опасностям жизнь свою.
– Встань, Гассан, – сказала ему Мулом-баба, – забудь прежние свои прегрешения; они уже довольно наказаны. Если обещания твои согласны с сердцем: то ныне представился для тебя прекрасный случай доказать моему брату, как то, что ты проступок свой поправляешь, так и то, что ты достоин прежней его дружбы. Знай же, что брат мой Падманаб имел великую вражду с чародеем Рукманом. Ненависть эта состояла