в хлам пьяный милиционер или военный, если в высоком кабинете перегаром дышит в лица подчинённым весьма значительный чиновник. Помилосердствуйте, человек же за страну переживает, горит и зашивается на работе! А стране что это «горение»? Сама как после пожара стоит.
Ни честь мундира, ни высокий статус – ничего людей уже не тормозит, если заходит речь об этой самой «исконно-национальной традиции». Русские семьи за эти годы свыклись с пьянством, стали воспринимать его как нечто само собой разумеющееся, так что никто уже не догадывается протестовать: а какого чёрта вы вообще решили, что это является нашей национальной чертой?! Если за несколько лет пьянства нация практически вымерла, как же это может быть традицией данной нации, которая до этого существовала несколько веков? И как существовала! Не какие-то горластые пропойцы были её лучшими представителями, а великие учёные и путешественники, писатели и художники. И почему теперь нам в традиции предлагают какое-то паскудство, а мы тупо на всё соглашаемся?.. Нет, таких вопросов никто не задавал: не по-русски как-то, негуманно. Не по-христиански. Да и с математикой, видимо, не лады.
Раньше говорили, что каждая советская семья пострадала во время Великой Отечественной войны. Теперь то же самое можно сказать о пьянстве. Странное дело: люди гибнут, а никто ничего не делает. Напротив, доказывают, что это нормально, так и должно быть. Дескать, наши деды и отцы ещё не так квасили, зато фашиста разбили и в космос полетели. И тут понимаешь, что пропаганда эта рассчитана на безродных, которые своих реальных дедов никогда не видели. Я своих видела. Правда, пьяными я их никогда не видела. А кому нравится сказка, что они произошли от алкоголиков, уже вряд ли чем поможешь.
Во многих городах за последние годы на кладбищах образовались целые аллеи, где лежат спившиеся люди. Население некоторых деревень и небольших посёлков на рубеже веков вообще в полном составе перекочевало туда. Туда, откуда не возвращаются. Сгинули полностью, словно и не было их. Ту же Великую Отечественную пережили, выстояли, а вот пьянку – нет, не сдюжили. Хотя и верили, что это – наша исконная традиция, которая проверена временем, поэтому вреда не принесёт. Кто-то пил много лет, пока однажды не выдержало сердце, у кого-то почки отказали и организм доживал последние дни без них, кто-то сошёл с ума и периодически гонялся за роднёй с топором. И иногда догонял. «Ну, он жа больной человек! – вступались за него на суде. – Яго жа лечить надоть, а не судить». Поэтому вся эта белая горячка, надоев до смерти тюремному начальству, вскоре выходила на свободу и начинала с новой яростью демонстрировать оставшейся после последнего наскока с топором родне свою «болезню».
То есть, близким не приходилось скучать рядом с этими засранцами, которые обладали неплохим здоровьем от природы, но ничего другого не смогли придумать для употребления сил и энергии. Не пришёл очередной Вождь, не направил, панимашь, на что-то великое, вот мы и тово… Именно такие мятые речи звучали на похоронах очередного алкоголика.