Платон

Государство и политика


Скачать книгу

отборных и мяс, из чаши вино почерпая,

      Носит его виночерпий и им наполняет стаканы[150]:

      говорить это годится ли, думаешь, для побуждения юноши к воздержанию? Или следующее:

      В голоде смерть я жребий найти есть жалкое дело[151].

      А прилично ли рассказывать, что Зевс, в минуты сна, успокоившего прочих богов и человеков, один бодрствовал и, воспламененный пожеланием любви, легко забыл о всем, что прежде хотел рассказывать; будто он был так поражен взглядом Иры, что даже не согласился идти в свою опочивальню, но решился удовлетворить себе тут же, на земле, и сказал, что подобной страсти не чувствовал

      И при первом любовном свидании с нею?[152]

      Да не следует говорить и о том, как Ифест, по такой же причине, оковал Арея и Афродиту[153].

      – Конечно, клянусь Зевсом, – сказал он, – это, по моему мнению, не годится.

      – Напротив, надобно видеть и слышать то, – продолжал я, – что люди, достойные похвалы, рассказывают и делают по отношению к умеренности во всем, например:

      Он в грудь ударил себя и с словом к душе обратился:

      Ну же, мужайся, душа, тебе ведь не новость – обиды![154]

      – Без сомнения, – сказал он.

      – Конечно, не должно позволять и того, чтобы наши люди были взяточниками[155].

      – Никак.

      – Стало быть, не надобно петь им, что

      Дары преклоняют богов, преклоняют царей величайших[156].

      Не надобно также хвалить и Ахиллесова дядьку феникса, будто бы он справедливо советовал своему питомцу помогать ахейцам, если они принесут ему подарки, а без подарков не оставлять гнева[157]. Да мы и не допустим, и не согласимся, будто Ахиллес был столь корыстолюбив, что мог взять подарки[158] от Агамемнона или опять – выдать мертвое тело не иначе, как за выкуп[159].

      – Хвалить такие поступки, конечно, несправедливо, – примолвил он.

      – Уважая Омира, мне не хотелось бы сказать, – продолжал я, – что подобные-то вещи взносить на Ахиллеса и верить рассказам других о том же самом, – даже неблагочестиво. Да вот и опять, – будто бы он говорит Аполлону:

      Ты повредил мне, зловреднейший между богами:

      О! я отмстил бы тебе, лишь только бы силы достало[160];

      или будто бы он не покорился реке[161] – божеству, и готов был с нею сражаться, даже будто бы другой реке – Сперхиасу, которой посвящены были его волосы, он сказал:

      Лучше б их я велел отнести к Патроклу герою,

      тогда уже умершему: никак нельзя верить, чтобы он сделал это. Равным образом и того рассказа мы не признаем справедливым, что он волочил Гектора[162] около Патрокловой могилы, убивал пленных[163] и бросал их на костер; мы не позволим убеждать наших юношей, что он, сын богини и Пелея, человека рассудительнейшего и третьего[164] по Зевсе, воспитанник мудрейшего Хирона, был до того предан беспорядочным движениям, что питал в себе две взаимно противоположные болезни: скупость