Оставалось обменять деньги и достать билет. Папа делал всё, что мог – по ночам стоял в очереди в банке, пытался достать билет в разных авиакассах Еревана. Чего только не сделаешь для того, чтобы выпроводить любимую дочь?! Выпроводить, да подальше, да навсегда?! Мы успешно обменяли деньги. Теперь у меня было на поездку целых 330 долларов. Но на билет денег не хватало, так что мы собирались у кого-нибудь занять, всё же такой достойный повод! Однако не пришлось.
Мой дедушка (единственный тогда ещё живой из всех моих бабушек-дедушек, писатель, отсидевший в тридцать седьмом году) словно почувствовал, что нужна подмога и принёс свои писательские сбережения – гонорары от книг и статей – в настоящей советской продуктовой сетке с дырочками, без какой-либо упаковки: уголки купюр торчали из авоськи во все стороны. Его отца, тоже писателя и переводчика, в тридцать седьмом году расстреляли в той же тюрьме (за знание многих иностранных языков), а ему даже не сообщили об этом! Забегая вперёд, скажу, что через двенадцать дней после моего отъезда в Америку дедушки неожиданно не стало. Образ доброго, немного жалкого, едва начинающего нуждаться в помощи одинокого старичка в чёрной ушанке и с чёрной сеточкой, которую он так трепетно вёз на общественном транспорте и из которой так честно, открыто и беззащитно торчали деньги на мой билет, навсегда врезался в мою память.
Итак, деньги нашлись, но купить билет в Ереване было просто безнадёжно. Люди бывалые посоветовали нам ехать в Москву, там, говорят, билет можно достать за два-три дня до вылета самолёта. Мы с папой решили так и сделать. В начале ноября я попрощалась со всеми своими родственниками и друзьями чуть ли не навсегда. Я покидала Советский Союз, разваливающийся, но ещё не развалившийся, и всё могло пойти по кто его знает какому пути. В Москву я летела, как всегда, с папой. О том, каково было прощаться с мамой и братом, не пишу. Мне самой было нелегко, но после того, как у меня появились собственные дети, я лучше поняла, что тогда испытывали родители.
В холодный осенний день мы прибыли в Москву. Поселились у нашей доброй знакомой и сразу же связались с человеком, носившим весьма убедительное для такого случая имя – Варужан. Как нам сказали, раньше он уже помогал с билетами нескольким людям. Задачу упрощало то, что на сей раз билет нужен был всего один. И действительно, через какое-то время Варужан сообщил, что дело сделано – 21-го ноября я лечу в Нью-Йорк. Последние дни я прощалась с разными знакомыми, а папа в это время переводил мои статьи на английский язык – авось пригодится.
Я дала знать Метью, что получила визу и сообщила, когда буду в аэропорту Кеннеди, чем вызвала его глубокое разочарование в деятельности американского государственного департамента.
В назначенный день мы прибыли в аэропорт Шереметьево рано, с большим запасом времени. Отъезжающие явно волновались: а вдруг что-то не так, а вдруг в последний момент не выпустят. Некоторые летели большими семьями, другие – по двое, а некоторые, как я, – в одиночестве. Кто-то навсегда, кто-то ненадолго.