ту информацию, которую либо передаём, либо получаем. Если мы желаем сказать что-либо другому, то мы редко, хотя и не настолько, насколько хотелось бы, терпим поражение. Люди разговаривают постоянно, и, помимо прочего, достигают на данном поприще немалых успехов, несмотря на то, что порой испытывают некоторые сложности.
Конечно, никто не может поручиться за то, что нас поймут так, и мы воспримем то, что предназначалось для передачи. Очень часто подобные недоразумения случаются при интерпретации поступков, которые также являются частью языка. Трактовать их сложно, и почти всегда маячит альтернатива поражения. Тем не менее, мы не сдаёмся и продолжаем переводить то, что было показано, в привычные и знакомые нам термины. Поэтому резонно задаться вопросом о том, а не было бы проще придумать дополнительные наименования для того, что с завидным постоянством терпит крах? Т.е. почему мы не изобретаем новых слов в тех сферах, где это, как кажется, необходимо?
Во-первых, существуют ограничения на то количество слов, которыми мы способны адекватно оперировать. Лексикон среднего человека не столь велик потому, что превосходящий это значение объём непосилен для поддержания. Как я указывал выше, язык ориентируется не на лучших представителей, но на худших, что неизбежно влечёт за собой уменьшение необходимых единиц. А ведь в них ещё нужно поместить всё то, что сделает коммуникацию эффективной.
Во-вторых, язык имеет дело не с конкретным индивидом, но с неким усреднённым типом человека. Скажем, мы обозначаем словом «любовь» огромное количество явлений. Для одного – это возвышение души, для другого – горький опыт, для третьего – невыносимые страдания и т.д. Если бы мы на каждое переживание придумывали слово, то ограничились бы только данным классом переживаний, да и то, скорее всего, не охватили бы всех нюансов и тонкостей, особенно в свете уникальности каждой личности.
В-третьих, слова многозначны. Они включают в себя множество возможных ситуаций, а кроме того используются в разных условиях. Даже если мы сталкиваемся с чем-то новым, то мы вправе применять стратегию комбинирования, а не изобретения. Она состоит в том, чтобы соединять коммуникационные единицы с тем, чтобы избавить себя от необходимости что-либо придумывать. В конечном счёте, это становится простой связкой. Так, например, увидев незнакомый лес, мы говорим о нём, как о «золотом», «осеннем», «южном» и т.д., хотя сами эти эпитеты к нему отношения и не имеют, или, лучше сказать, не спаяны с ним.
В-четвёртых, можно увеличить диапазон звучания слова для того, чтобы, опять же, не прилагать усилий, необходимых для творчества. Это, правда, требует некоторых затрат, но они, тем не менее, не столь существенны по сравнению с созиданием с чистого листа. Скажем, «схватывать» означает не только физическое действие, но и умственное, и наглядно демонстрирует данную стратегию.
В-пятых, сохранению количественного состава языка способствует сама его структура. Слова в девственном виде встречаются редко. Как правило,