на землю. Стрела торчит у него из живота, чуть повыше паха. Неужели Афина оплошала?
В рядах смятение. Послы Приама торопливо скрываются за спинами троянских лучников, ахейские же переговорщики стремглав бросаются под защиту греческих щитов. Агамемнон прерывает объезд войск (полагаю, не случайно приуроченный к следующему утру после Ахиллесова мятежа) и является на место трагедии, чтобы застать брата корчащимся на земле, в окружении подчиненных и младших военачальников.
Нацеливаю в их гущу короткий жезл, напоминающий по виду щегольскую трость троянского капитана, однако не принадлежащий ему. На самом деле это обычное снаряжение схолиаста, остронаправленный микрофон. Очень удобная штука, усиливает звук на расстоянии до двух миль и передает его в мизерные наушники, которыми я привык пользоваться в долинах Илиона.
А между тем царь толкает чертовски трогательную прощальную речь. Обнимая плечи и голову Менелая, сын Приама распространяется в том духе, что, мол, обрушит ужасную, жестокую месть на троянцев, сгубивших доблестного героя, и тут же начинает сокрушаться о том, как, несмотря на его, Агамемнона, кровавое возмездие, ахейцы падут духом, прекратят осаду и уплывут себе в черных кораблях по домам. И правда, чего сражаться-то, спасая чужую жену, когда ее муж-рогоносец мертв? Менелай громко стонет, а царственный владыка продолжает играть в предсказателя: дескать, скончаешься ты, милый брат, на вспаханных полях невзятого Илиона, истлеешь в чужой земле, на радость троянским червям, так и не выполнив миссии. М-да, веселый мужик. Знает, чем утешить умирающего.
– Э-э, погоди! – мычит несчастный сквозь стиснутые зубы. – Не спеши меня хоронить, старший брат. Рана не опасна, видишь? Стрела прошла через бронзовый пояс и угодила в рукоять любви; хорошо хоть не в яйца или в живот.
– А, ну да.
Агамемнон хмуро глядит на место, задетое стрелой. Он почти разочарован, однако держит себя в руках. Еще бы, такая речь коту под хвост. Судя по выражению лица, Приамид готовил ее заранее и не один день.
– Да, но стрела отравлена, – хрипит Менелай, будто утешая брата.
Взмокшие, спутанные волосы раненого вываляны в траве: золотой шлем укатился при падении. Агамемнон вскакивает, роняет беднягу на землю – не подхвати парня верные капитаны, тот бы здорово ударился, – кличет своего вестника Талфибия и велит ему позвать Махаона, сына Асклепия. Это личный доктор Приамида, причем отлично знающий свое дело: говорят, он перенял мастерство у дружелюбного кентавра Хирона.
Поля битвы мало чем отличаются друг от друга. Очнувшись от первого шока, павший герой начинает визжать, ругаться и плакать от боли, разбегающейся по членам. Друзья беспомощно, без пользы толпятся рядом. Появляется врач с помощниками, отдает приказы, извлекает из рваной раны отравленный бронзовый наконечник, отсасывает яд, накладывает чистую повязку, и все это время Менелай вопит как свинья под ножом мясника.
Поручив несчастного заботам лекаря, Агамемнон отправляется воодушевлять