Не знаю. Бунты, этнические конфликты, а я к ним настороженно отношусь, ты понимаешь. В городах будет ад. Близко к человеку – близко к смерти. В Москве половина умрет. – И, помолчав, продолжил: – Отец оставил мне бизнес. Санаторий в Тверской области, «Заря». Двадцать гектаров, лес и речка. Там сто лет не жили, все надо восстанавливать. Но поблизости нет крупных городов, магистралей и стратегических объектов. В случае конфликта, не дай бог, там ни бомбежек, ни беженцев не будет. Есть дома и пресная вода. Можно подключить водопровод, газ и электричество. Мы уедем туда, отгородимся от мира и попытаемся выжить. Здесь даже пробовать не имеет смысла.
– Мы?
– Я, ты, семья твоя. Еще людей найдем.
– Чем заслужил доверие?
– Я калека. Сам не выживу. Убьют, из-за собственности или развлечься. А ты лидер, и человек порядочный. Я тебе доверяю.
У тебя просто никого больше нет, думал Сергей. Все твои друзья – такие же бледные очкарики, чахнущие у мониторов и напуганные реальным миром. Он решил успокоить Винера.
– Знаешь, мне сон недавно снился. Еду я с семьей в поезде, и вагон начинает трясти, а поезд набирает ход. Я – к проводникам, а они заперлись у себя в купе и бухают, а вагон уже ходуном, на ногах не устоять и вцепиться не во что. Все трещит, разваливается, болты скрипят и вылетают. А за окном такая жуть, что не веришь глазам и на скорость списываешь. Я ползу кое-как к машинисту, а там только топка и кочегар. Молодой парень, жилистый, загорелый. Как герой советских пятилеток, помнишь, на плакатах? Мышцы, чуб, зубы белые, на куртке вышито – КРЮЧКОВ.. Тело блестит от масла, пота, швыряет лопаты в топку, ржет… И я вместе с ним начинаю ржать, хватаю вторую лопату и бросаю уголь в топку, чтобы еще быстрее, чтобы вылететь в черную дыру с чудовищами.
Теперь не понял Миша.
– И что?
– Реакция на стресс. У меня сны – у тебя графики. Жениться вам надо, барин.
Миша посмотрел на Сергея, будто тот его ударил. Сергею стало стыдно, и он торопливо продолжил:
– Надо верить. Год нас поколбасит, два, и опять строить начнем. Так всегда. А ты – как мальчик, спрятался на чердаке со сборником фантастики. Его другие дети играть не берут, а он думает: ничего, вот будет ядерная война, вы умрете, я один выживу и все игрушки – мои… Мы на следующие выходные на шашлык, хочешь – с нами давай, – сказал Сергей, думая про себя: Глашка убьет.
Миша щелкнул клавишей ноутбука. На экране появилась старая фотография. Два бледных худых мальчика в бриджах и матросках напряженно смотрели в объектив.
– Тоже верили. Хорст и Йоган, двойняшки. Прадед по маме и его брат, евреи немецкие. Соперничали всю жизнь. Один в СССР уехал, социализм строить, второй в Мюнхене лавку открыл. Обоих – прикол – в сорок первом посадили. Хорста как шпиона, Йогана как еврея. Хорст вышел в пятидесятом, Йогана отравили газом в сорок втором, в Треблинке. Прадед говорил, все это время и он, и Йоган, каждый на своей стороне, чувствовали, что надвигается. Но верили, что обойдется. Вера иррациональна, Сергей, а интуиция – нет. Веру человек выдумал, а интуиция, очко – его шестое чувство, инстинкт.