что завис тогда с Джоном, а верный друг, конечно, подтвердил его алиби, чай, не первый день в окопах. Кто бы сомневался? Мужская порука крепче бабской ревности. Черт его дери, этого расписанного татуировками десантника, который сам никогда не пропускал ни одной юбки, но свято хранил тайну друга. Тем не менее не пойман – не вор.
«Вот почему я получаю истинное наслаждение, видя, как ты зависишь от меня, от того мира, что я купила тебе, никчемному инженеру, не создавшему ни одного проекта, вот поэтому ты сидишь сейчас напротив и молча сдерживаешь слезы, которые вот-вот покатятся по щекам. Ну что же, последнего выбора я тебя не лишу – плакать или просто послать меня подальше. Как я хочу услышать от тебя слово “Заткнись!”. Но ты никогда мне этого не говорил и вряд ли скажешь. Потому что ты никто и звать тебя никак. Ноль без палочки… Жопа».
– Все, пошли спать, малыш, я очень устала. – Ирина решительно затушила сигарету, встала с кресла и потрепала Дениса по щеке.
На одну лишь секунду ей показалось, что в глазах мужа промелькнуло отвращение.
Какая разница?
Ситуация стандартна, предсказуема, сценарий она придумала несколько лет назад, и он никогда не нарушался. Был обоюдно одобрен.
Диня подуется пару минут, покурит на балконе, незаметно махнет стопочку, а потом восстановит статус-кво способом, который нравится ей больше всего. Приятно жить с мазохистом, унизительная прелюдия выработала в нем уйму тестостерона. В кровати она брала на себя роль жертвы, служанки, рабыни, исполняя его ненасытные фантазии. Позволяла ему самоутвердиться, не лишая удовольствия себя.
«Что он чувствует, когда трахает королеву? Эйфорию? Блаженство? Значимость?»
Скользящие души
Конец присказки
– Лена, на самом деле там нет ада. Ад здесь, на земле. В слезах обиженного ребенка. А девятый круг моего личного ада – это…
Маша замолчала. Комок боли встал в горле, не давая вздохнуть.
Лена подсела к Маше и обняла ее за плечи. Жест дружеского участия вызвал бурную реакцию. Маша отпрянула в сторону будто прокаженная, закрыла лицо руками и горько зарыдала.
Подруга терпеливо ждала. Она чувствовала, что бедняжке надо выговориться. Она погружается в омут, откуда выбираются единицы. Затяжная депрессия принесла плоды. Маша долгое время не работала, прикрываясь больничными, отшельничала дома, не прекращая алкогольную терапию. Полностью огородилась от мира, зверьком притаилась в норе в компании дешевого вина и нелепых мечтаний. Почти сдалась, потеряла желание жить. Только дочь удерживала ее на поверхности.
Маша прерывисто вздохнула, вытерла слезы. Голос задрожал, но она старалась четко проговаривать слова:
– Я уже месяц не пью. Не могу. Не потому, что здоровье не позволяет. Плевала я на здоровье. – На секунду Маша замолчала, а потом с невероятным усилием проговорила: – Я изуродовала свою дочь!
Лена вздрогнула от прозвучавшего признания. Она ожидала чего угодно, кроме этого.
– Изуродовала ее лицо. Что-то на