Хоть денек. Объясни, что изучаешь кириллицу. А главное, не говори, что это мы тебя надоумили.
– Зачем тянуть? Что у тебя на уме?
– Ничего. Хочу немного подумать.
Бурлен обреченно вдохнул. Он знал Адамберга достаточно давно, чтобы понимать: глагол “подумать” в его случае ничего не значит. Адамберг вообще не думал, не садился один за стол с карандашом в руке, не сосредотачивался, глядя в окно, не записывал все данные на доске, снабжая их стрелками и цифрами, не подпирал кулаком подбородок. Он просто болтался без дела, бесшумно ходил туда-сюда, слоняясь из одного кабинета в другой, что-то обсуждал, не торопясь бродил по округе, но никогда никто еще не видел, чтобы он думал. Он напоминал рыбу, плывущую по воле волн. Нет, рыба не плывет по воле волн, у рыб всегда есть определенная цель. Адамберг был в этом смысле сродни губке, сносимой течением. Вопрос, каким течением. Кстати, поговаривали, что когда взгляд его подернутых пеленой глаз становится еще более отстраненным, в них всплывают водоросли. Его стихией было скорее море, чем суша.
Глава 5
Мари-Франс аж подскочила, заглянув в раздел некрологов. Она пропустила несколько дней, и теперь ей предстояло наверстать упущенное, то есть изучить десятки новых покойников. И не потому, что этот ежедневный ритуал доставлял ей какое-то патологическое удовольствие. Нет, она подстерегала – как ни ужасно это звучит, снова подумала Мари-Франс – кончину своей двоюродной сестры, которая когда-то прониклась к ней симпатией. У представителей этой зажиточной ветви их семьи было принято публиковать в газетах извещения о смерти. Именно таким образом она узнала, что на вечный покой отправились двое других кузенов, а также муж кузины, которая осталась теперь совсем одна и при деньгах – ее супруг, как ни странно, сколотил себе состояние, торгуя надувными шарами, и Мари-Франс непрестанно спрашивала себя, прольется ли на нее родственный золотой дождь. В ожидании этой манны небесной она уже произвела некоторые подсчеты. Насколько она потянет? Пятьдесят тысяч? Миллион? Больше? Что ей останется после уплаты налогов? И вообще догадается ли кузина сделать ее своей наследницей? А вдруг она все завещает обществу охраны орангутангов? Она прямо помешалась на этих орангутангах, и тут Мари-Франс ничего против не имела и готова даже была бы с этими беднягами поделиться. Не обольщайся раньше времени, девочка моя, читай себе спокойно извещения, и все. Кузине скоро девяносто два, немного осталось. Только вот в их семействе столетних старцев было хоть отбавляй. И никто из них за всю жизнь палец о палец не ударил, а это способствует долголетию, лично она так считает. Правда, данная конкретная кузина довольно долго горбатилась на Яве, Борнео и прочих жутких островах – все ради своих макак, – так что ей-то как раз досталось. Мари-Франс вновь углубилась в чтение, стараясь соблюдать хронологический порядок.
Режис Ремон и Мартен Дрюо, кузены покойной, а также ее друзья и коллеги с прискорбием сообщают о кончине Алисы Клариссы Анриетты Готье, урожденной Вермон, воспоследовавшей на шестьдесят шестом году жизни после продолжительной болезни.
Вынос