Фаина Раневская

Письма к подруге


Скачать книгу

притерлись друг к другу. Надо отдать должное Ю.А. – он умеет примирять актеров. Он очень дорожит своим собственным спокойствием и не хочет видеть вокруг себя раздоры. Не все режиссеры такие. Некоторые считают, что в труппе должны постоянно кипеть страсти, и, если пару дней все спокойно, сами затеют какую-нибудь свару. Якобы, находясь в возбужденном состоянии, актеры играют лучше, нежели в спокойном. Это совсем не так. В возбужденном состоянии актеры играют плохо, забывают или путают слова, вносят в действие сумятицу.

      Молюсь за Алису Георгиевну, за Таирова и за весь Камерный театр. Прошу, чтобы театр не закрыли, а их больше не обижали. Ниночка через знакомых пыталась разузнать о перспективах, но никто пока ничего сказать не может. Обнадеживает лишь то, что во время последнего разговора Таирова с Керженцевым (если это вообще можно назвать разговором!) не было произнесено роковых слов. Но эта надежда слаба. Прошел слушок, что театр могут не закрыть, а реорганизовать, то есть слить с какой-нибудь труппой. Но что тогда получится? Новый театр? Или Камерный с новым руководителем? Нет, лучше уж пусть закрывают. Таиров не перенесет, если кто-то другой станет командовать в его театре. Боюсь, что в таком случае одним сердечным приступом дело не закончится. Вот еще о приступе – когда это произошло, коллеги-режиссеры в один голос начали говорить, что Таиров притворяется, пытается всех разжалобить. Ах, какая мерзость! Ведь все они прекрасно знают характер Таирова. У него столько гонора, что на трех панов хватит, как говорила моя мама. Он никогда не будет пытаться разжалобить. Что бы ни случилось, он будет ходить с высоко поднятой головой и делать вид, будто все ему нипочем. Даже если бы я не знала подробностей о его приступе, то все равно бы не усомнилась бы в том, что он подлинный. Какими же гадкими бывают люди. Я начала понимать отшельников. Насмотришься на все это, плюнешь да уйдешь в пустыню, подальше от людей.

      От нервов все лицо пошло прыщами, как у тринадцатилетней. Грим приходится накладывать в три слоя, отчего лицо невыносимо чешется. На каждую мою болячку добавить еще тысячу и наградить тех, кто желает зла хорошим людям.

      Целую тебя, милая моя. Напиши мне о чем-то хорошем. Я так жажду хороших вестей.

      Твоя Фаня.

12 января 1937 года

      Здравствуй, моя милая Фирочка!

      Сегодня у меня свободный вечер, который я решила посвятить написанию писем, и первой пишу тебе. Давно уже собиралась написать, еще с прошлого года. Хотя, если считать по старому стилю, то новый год еще не наступил. В детстве я долго не могла понять, почему у нас с заграницей такая разница в датах. Так же, как не могла понять, зачем нужна буква «ять». Люблю, когда все просто и понятно.

      Во вчерашней «Правде» увидела фамилию Тренева. Он вместе с Вишневским[96] и двумя незнакомыми мне писателями требует достроить писательский дом в Лаврушинском переулке. Сто тридцать две семьи ждут жилье, дом почти достроен, но какая-то сволочь из Мосгорбанка не отпускает денег на завершение строительства.