заметной улыбкой Кэтрин записала в моем личном деле «здоров».
– А что вы делаете сегодня вечером? – спросил я, поднимаясь.
– Ой, иди уже, Дон Жопен. Давай следующего зови.
****
Как – то раз друзья привезли Лехе травы. Шуля дуть отказался, и, дождавшись отбоя, мы пошли в туалет вдвоем. Леха достал из кармана пипетку, втянул с ладони траву, и протянул мне. Я затянулся, покашлял и передал Лехе. Покурив, мы вернулись в палату, и стали уничтожать все свои съестные заначки. Ребята давно спали, а мы сидели на своих койках и чавкали.
– Ты как? – едва сдерживая смех, полушепотом спросил Леха.
– Нормуль, – ответил я, выдавив колбасный паштет в рот, – не спалиться бы только…
– Ложись, и не спалишься, – Леха смял пакет из – под чипсов и убрал в сумку.
Я прилег. Уткнув голову в подушку, мой сокурыш глухо смеялся.
Вскоре я отключился и увидел идиотский сон. Снились мне фигуристки. Выступали они на стадионе. Я сижу на трибуне. Вокруг меня странные люди бандитского вида. На них телогрейки, ватные штаны и валенки. А я почему – то голый. Звучит гимн России. Вдруг кто – то толкает меня в спину, и я падаю на лед. Ко мне подкатывают фигуристки, хватают за руки, за ноги и тянут в разные стороны. Гимн смолкает. Люди на трибунах в ожидании замирают. Легко разорвав меня на части, фигуристки скользят по кругу, демонстрируя публике мои фрагменты. Затем выбрасывают их на трибуну. Вступает торжественная музыка. Начинается хаос. Все дерутся за куски человечины. И тут я обнаруживаю себя в беснующейся толпе. Пытаюсь отобрать свою ногу у небритого мужика с приплюснутым носом. С большим трудом мне это удается. Мужик падает на колени и рыдает. Я жадно впиваюсь зубами в ляжку, и понимаю, что ем жареную баранину. А рядом дети. Грязные, неухоженные. Фигуристки смотрят на меня с укором и в один голос твердят: «Зачем отнял у маленького?! Зачем отнял у маленького?! Верни украденное!» Мне становится ужасно стыдно.
– Он первый начал, – краснея, оправдываюсь я, и отдаю кусок ребенку.
Мда, наверное, Кэтрин все же ошиблась с диагнозом. Думаю, что здоровые таких снов не видят. Даже по накуре.
****
Потом в седьмом корпусе мне сделали энцефалограмму.
Выйдя из кабинета, я заметил интересного пациента. Он был в широкополой фетровой шляпе, кожаных мокасинах и махровом халате.
Пушистые седые бакенбарды и бледная кожа делали его похожим на аристократа 19 века. Старичок сидел в коридоре на стульчике и читал книгу. Я присмотрелся – Хорхе Луис Борхес «избранное».
– Молодой человек, – поднял голову он, когда я проходил мимо, – постойте.
Я остановился. Аристократ закрыл книгу, заложив страницу пальцем.
– А вы знаете, в чем заключается основная философская проблема человечества?
– Понятия не имею, – ответил я, и хотел уйти.
– Самоубийство! – вдруг вскрикнул старик. Его скрипучий голос разнесся по коридору.
– В смысле?
– Решить стоит или не стоит жизнь того, чтобы прожить ее, значит