и тяга вытаскивала её, и она кашляла, билась и задыхалась. Любор влез на плот, ощупал мешок и всё понял. Разодрав ткань, он высыпал камни, схватил верёвку и притянул древлянку к плоту. Обессилившая, она не смогла даже держаться за край, и Любор затащил её сам.
Солнце светило, кукушка пела, клокотала водица. На девице не было ничего, кроме обуви, и он бездумно разглядывал её молодое тело, пока она не пришла в себя. Когда открыла глаза, он резко отвернулся. А затем натужно стал править к берегу.
– Зачем это было? – спросил он, когда под ногами была земля, а перед глазами – согревающий костёр.
– Княжий сын, чего спрашиваешь? Не рабичем рождён, небось.
Она сидела, укрытая его рубахой и, не мигая, глядела на пламя. Сизые губы дрожали.
Только сейчас он мог изучить её лицо. Тонкое, резное, пронзительные зелёные глаза, белые брови, широкие как будто чуть бархатистые скулы. Кисти рук, которыми она обхватила колени – пухлые, как бывает в самой юности. Наверное, ей было не больше шестнадцати. И голос по-детски хриплый. Но далеко не детский взгляд – мерило судьбы.
– Не рабичем, – согласился Любор.
– Вот и я свободная.
– Уже нет, – заметил Любор, – Ты теперь у нас.
– А что мы вам сделали, что вы, как звери дикие, всех перебили? И сестёр моих, и братьев.
Красные от воды глаза метнули в него молнию, и тут же вновь стали впитывать пламя.
На это Любор не сразу нашёлся с ответом. Ему вдруг и впрямь стало неясно, к чему той ночью они перебили столько беспомощных спящих людей.
– Всегда мы воевали, – сказал он, – Не нами начато, не нами кончится.
– Да уж, куда вашему князю…
– А ты про князя потише, – Любор попытался прикрикнуть, но вышло нелепо.
– Как уж сказала. Вон Аскольд Киевский все племена собрать хочет, помирить. Чтобы дружили против Царьграда. Сила будет! А ваш что?
Опять Любор замялся с ответом.
– Мы то одним, то другим служим, дань платим. Хватит, что ли. Вот наш род и пошёл в Киев. Только вы нам помеха. И не только нам, а всей силе.
– Я не знал… Мне только в ту ночь и сказали про призыв Аскольда, – признался Любор, смущённо тыча палкой в землю, – Это дело хорошее.
– Так чего же вы сиднем сидите? Чего бьёте нас? – древлянка долго и без всякой злобы, но с удивлением, поглядела ему в глаза, – Идите, объединимся. Не дадим христианам этим воли!
– А это правда, что вы людей едите? – Любор вспомнил возражение умного Витко.
Девица потянула носом и сплюнула.
– Бывало когда-то. Я не видела.
– Ладно, – сказал Любор, обивая ладони, – Пошли, а то искать станут.
Рубаху свою Любор оставил ей, а сам возвращался в одних портах, перетянутых поверх колен ремнями, да в опанках на босу ногу. Это вызвало смешки в Стоянище, и бабы склонялись друг к другу головами, перешучиваясь. Как же он, мол, так срывал рубаху с неё, что