тут всегда рады, – Любогост неумело скривил улыбку, – А вы, воины, идите за мой дом на стогны, сейчас велю зажечь огонь и принести вам мёда.
Люди Стояна расселись на широких лавках вокруг большого костра, к ним, позёвывая, присоединился старейшина с двумя сыновьями. Рабы-дреговичи раздували в горе углей потухший с вечера огонь, несли чарки и кувшины.
Горазд впивался глазами в крутобоких молоденьких невольниц, и пихал локтем Витко.
– И впрямь, хорошо бы тут отдохнуть.
– Мы пробудем тут до полудня, – сказал Стоян, – Уверимся, что древлян поблизости нет.
Он поведал Любогосту о побоище на лесной поляне и словах пленного.
– Но скажи мне, Любогост, – спросил он, – где те трое греков?
Голубые и зелёные глаза с лавок уставились на князя.
Любогост подавился кашлем и принялся оглаживать бороду.
– Двое исчезли, князь. Третий в яме сидит, – выдохнул он, не смея смотреть на князя.
– Исчезли? – Стоян отставил чарку, – В яме? Объяснись, хозяин!
– Моим людям не понравилось, что твои греки сокрушили наших богов. Даждьбог и Велес вон там стояли на холме, рядом с воротами. Теперь их там нет.
– Греки как-то ночью подкопали, да вытащили, – кивнул детина-сын.
– И по реке сплавили. Ищи теперь на топях-то, – присовокупил второй.
– И что сделали с греками? – спросил Стоян.
– Одного, который Филипп, схватили и кинули в яму. Двух других… не знаю, князь. Никто не говорит.
Любор, внимательно слушавший разговор, спросил отца.
– Что за греки, отче? И почему он говорит, что они твои?
– Люди, сын. Такие же, как и мы с тобой. И так же доверяли хозяевам.
– И христианские жрецы, – робко добавил Любогост, – Слышал о таких?
Любор неуверенно кивнул.
– Я разрешил им жить среди нашего племени, – сказал Стоян, – А теперь выясняется, что Любогост совсем не соответствует своему имени…
Стоян выдержал паузу и смерил седого старейшину суровым взглядом.
– Но если бы они не трогали богов! – возразил Любогост, – Разве так платят за гостеприимство?
– Они хотели, чтоб мы поклонились их богу, – вставил сын старейшины, – Разве нам нужен новый бог?
– А ну помолчи! – бросил Любогост через плечо, и продолжил, – Сам посуди, князь. Если бы жили мирно, никто бы не трогал их, и пусть молятся кому хотят. Слишком горячие эти твои христиане. Всё-то их не устраивает.
– Ну-ка, – Стоян, упершись в колени, грузно поднялся, – Покажи мне яму со жрецом. А за тех двоих, смотри, Любогост, как бы тебе не пришлось отвечать лично!
Любогост, буркнув под нос «велика честь», велел сыну проводить Стояна до ямы. А когда те ушли, обратился к Любору и Первуше.
– В чём же я виноват, дети? Ваш отец слишком уж любит этих греков. И неужели он ничего не говорил вам про них?
– Ничего, – ответили братья.
Любогост поплескал в чарке медовуху,